Летопись

-1- <o:p></o:p>

Зимапришла в этом году рано. Снега еще не было, но холод уже сковал реки тонким <o:p></o:p>

слоемльда. Выходить опасно на такой лед. <o:p></o:p>

Короткиено ясные дни полетели один за другим. В монастыре всегда есть чем заняться. <o:p></o:p>

Праздностьгрех. <o:p></o:p>

ИеромонахВладимир стоял возле окна и читал Писание крестясь в конце каждой <o:p></o:p>

страницы.Сам он был еще крепок, но глаза его уже были слабы и приходилось <o:p></o:p>

держатькнигу очень близко к лицу. Читающий старался дышать реже, чтобы не <o:p></o:p>

осквернятьсвятые строки своим дыханием. <o:p></o:p>

Вчитальню вошел юноша. Кузьма его зовут. Послушник. <o:p></o:p>

-Настоятельспрашивает, готова ли глава? <o:p></o:p>

-Да,готова. <o:p></o:p>

Исписанныелисты пиргамина, еще не помещенные в переплет, лежали на столе рядом. <o:p></o:p>

Хлопецвзял их, и принялся внимательно рассматривать. <o:p></o:p>

-Чтоты там высматриваешь, бестолочь? <o:p></o:p>

-Чёэто я бестолочь? <o:p></o:p>

-Неграмотный, вот и бестолочь, какой смысл в тебе, если толка от тебя как с козла <o:p></o:p>

молока? <o:p></o:p>

-Прямв грамоте все дело… <o:p></o:p>

-Азачем Господь тебе разум дал? Руки у тебя есть, ноги есть, руками берешь,ногами <o:p></o:p>

ходишь,а головой что ты делаешь, если знаний в ней нет? <o:p></o:p>

-Я еюдумаю… <o:p></o:p>

-Очем ты думаешь ею? Как утробу свою набить? Так и кот на кухне о том же думает. <o:p></o:p>

-Умножающиезнание умножают скорбь...- попытался отбиться и защититься послушник <o:p></o:p>

Но вответ на его слова старик летописец отвесил звонкий подзатыльник, такойсильный, <o:p></o:p>

чтоаж сопля из носа вылетела. <o:p></o:p>

Паренекобиженно шмыгнул носом. <o:p></o:p>

-Зачто? <o:p></o:p>

-Несмей в глупости своей говорить святые слова. Эти слова о том, что чем больше ты <o:p></o:p>

познаешь,тем больше понимаешь тленность мира сущего, ибо только Царство Небесное <o:p></o:p>

вечно.-Владимир назидательно потряс пальцем перед курносым лицом Кузьмы. <o:p></o:p>

Парнишкапримолк и насупившись вышел из читальни, с записями в руках. <o:p></o:p>

Авторже летописи вернулся к чтению Писания. Он даже не читал, скорее, просто <o:p></o:p>

пробегалглазами по строкам, ибо давно уже знал их наизусть. Душа его была не на месте, <o:p></o:p>

какоценит Настоятель его труд? Что скажет? Это была первая глава летописи особытиях <o:p></o:p>

болеечем сорокалетней давности. Великая битва на поле Куликовом. Пока живы те, кто <o:p></o:p>

выжилв той кровавой сече, те, кто изгнал поганых кочевников с земли русской. Этонадо <o:p></o:p>

записать,пусть не все он знает, но то, что известно надо сохранить. Многие другие <o:p></o:p>

напишутто, что знают они и получится большая летопись о героях, о великих делах князя <o:p></o:p>

Дмитрия.О его духовном отце Сергии Радонежском. <o:p></o:p>

Когдаговорил с Сильвестром, все казалось ясным и понятным, но сейчас руки начинали <o:p></o:p>

дрожатьот сомнений. <o:p></o:p>

Владимирсомневался. Он не спорил с Настоятелем. Кропотливо выполнял свое <o:p></o:p>

послушание.Но сомнения сидели в его душе. О чем писать? Что важно? Победа была, но <o:p></o:p>

сейчасРусь опять дань платит. Может и зря все было, зря люди сгинули? <o:p></o:p>

ПисалВладимир о том, что было перед битвой. Первая глава его о набегах на села и <o:p></o:p>

деревни,о том, как насиловали, грабили, убивали жадные жестокие, как бесы изпреисподней, степняки. <o:p></o:p>

«Многиябеды чинили»- ту боль, что приносили всадники с кривыми саблями не описать <o:p></o:p>

словами,а значит и этих простых слов достаточно. <o:p></o:p>

Писалон о том, как кназюшко Дмитрий собрал русские войска числом несметным и <o:p></o:p>

направилсяна встречу черному войску самозваного хана Мамая, войска которого <o:p></o:p>

разорялиземли вокруг. Добычи богатой не было, но воинам ордынским надо было <o:p></o:p>

покуражиться.Добычу они в больших городах взять хотели. Владимир отложил в сторону писание.Взгляд его устремился на двор монастыря, <o:p></o:p>

воспоминанияпошли непрерывной чередой. <o:p></o:p>

Водин из таких набегов лет за семь до битвы, деревеньку их захудалую, недалекоот реки <o:p></o:p>

Вятки,разорили начисто. Самого Владимира, четырнадцати лет от роду взяли в плен <o:p></o:p>

кочевники.Татары. Младших сестер, невесту его, да и всех молодух, угнали куда-то <o:p></o:p>

совсемв другую сторону, на рынок, где людей продают как скотину. И попали они в <o:p></o:p>

кибиткикочевые на забавы, да тяжелый труд. Что еще дикому степняку желать? Красивые <o:p></o:p>

белыеславянки всегда у них в цене. Братьев тех, кто постарше, увели в Орду, а самого <o:p></o:p>

маленького,на глазах матери отдали своим серым псам. Те загрызли малыша насмерть. <o:p></o:p>

Матьне выдержав этого кинулась на копье к одному из татар, умерла с проклятиями на <o:p></o:p>

весьих нечистый род. Что она еще могла, слабая женщина, против вооруженного <o:p></o:p>

головореза?Глядя на все это, бабы плакали, старики рвали на себе волосы от бессилия, от <o:p></o:p>

злобына собственную немощность. Так было, такие воспоминания остались. Ни радости, <o:p></o:p>

нисвета нет в них. Отчаяние и злоба. В такой злобе люди ломаются, веру теряют, в <o:p></o:p>

себяи в Бога. Сатанеют, облик человеческий теряют. <o:p></o:p>

«Многиябеды»- прошептал монах едва слышно. Такова была жизнь в приграничных с <o:p></o:p>

Ордойземлях. И конца и края не было этому. От избытка той, забытой когда-то боли, вгорле запершило, перехватило дыхание и глаза старика увлажнились. Слезапокатилась по щеке и <o:p></o:p>

затеряласьсреди морщин. Воспоминания не отпускали. <o:p></o:p>

Владимирналил себе отвала из глиняного кувшина что стоял под рукой, и поднес кдрожащим, по-стариковски, от волнения губам. Горечи травяного отвара он непочувствовал. Былое сейчас владело его разумом и духом. <o:p></o:p>

 Детали, голоса, лица людей, все представалокак произошедшее вчера. Голод, и холод степи. <o:p></o:p>

Мужчингнали пешком, еды почти не давали, выбившихся из сил убивали, сам Владимир <o:p></o:p>

былхуд и его тоже хотели зарубить, но спасло его знание переданное дедом. <o:p></o:p>

Старикбыл деревенским знахарем, лечил людей и деревенский скот. Научил и внука чему <o:p></o:p>

успел. <o:p></o:p>

Невыносимобыло и в рабстве у татар. Многие пытались бежать, их догоняли, ломали <o:p></o:p>

ногии бросали в степи на верную и мучительную смерть. <o:p></o:p>

Четыребесконечно долгих года. Татарин, к которому он попал, часто сёк своих рабов, а <o:p></o:p>

Владимиразабавы ради поженил на кривой дурочке. <o:p></o:p>

Владимир,а тогда еще он был Яшкой, имя сменил, когда постриг принял, лечил людей и <o:p></o:p>

коней,кастрировал жеребцов, принимал роды у женщин и кобылиц, жилось ему легче, <o:p></o:p>

чемостальным. Татарскому хозяину несколько раз предлагали продать Яшку, но тот <o:p></o:p>

каждыйраз отказывался. <o:p></o:p>

Былии такие, что прижились у татар. Кузнец один ладные сабли ковал, ему жилу наноге <o:p></o:p>

подрезали,чтобы не убежал, а он и не собирался бежать. <o:p></o:p>

«Женутут дали, жить где есть, что еще нужно? Что под князем псом, что под <o:p></o:p>

татарином,одно и то же», — говаривал он время от времени. И не было ему стыда за то, что <o:p></o:p>

саблямиего работы, секут православных, что кони его подковами кованные топчут землю <o:p></o:p>

русскую. <o:p></o:p>

Аоднажды Яков сбежал. Давно он планировал как сподручнее. <o:p></o:p>

Татарытогда шли на бой с «урусами», были веселы, предчувствуя легкуюпобеду. Не <o:p></o:p>

зналиеще, что их ждет. <o:p></o:p>

Яшане знал всего, что происходило, опасаясь бунта или массовых побегов, татары <o:p></o:p>

молчалио своеволии князя Дмитрия, который отказался платить им дань, и собрал <o:p></o:p>

большуюармию. А рабам, пойманным недавно, отрезали языки, чтобы не проболтались. <o:p></o:p>

Татарыне боялись поражения, они предвкушали победу, обсуждая кто и какой добычи <o:p></o:p>

хочетпривезти в свою кибитку. Тем более что и литовский князь Ягайло собрал войско и <o:p></o:p>

пошелна союз с ордынским ханом. Пусть и не православный, а все же христианин <o:p></o:p>

собиралсянож вставить в спину Московии. Предательство. Все время то пропахло <o:p></o:p>

предательством,подлостью. Каково было князю Дмитрию жить и думать, что любой <o:p></o:p>

заключенныйсоюз может рухнуть? <o:p></o:p>

Татарыуже не один день стояли лагерем, ежедневно объезжая округу. <o:p></o:p>

Поэтомуналет небольшого дозорного отряда на окраину татарского лагеря был как гром <o:p></o:p>

средиясного неба. Эти руссы совсем не походили на напуганных крестьян, они, хохоча, секлине успевших вскочить в седла кочевников и пускали стрелы, не сходя с коней, это <o:p></o:p>

былиотборные дружинники, опора князя. <o:p></o:p>

Когдаслучился этот наезд, Яшка выскочил из своей палатки и, не раздумывая, запрыгнул <o:p></o:p>

наближайшего коня. Такой шанс к побегу он упустить не мог. Пронесшийся мимо <o:p></o:p>

дружинникуже занес руку с булавой, чтобы выбить его из седла, но Яков тогда впервые <o:p></o:p>

замногие годы перекрестился, размашисто, с какой-то дикой радостью. Всадник не <o:p></o:p>

тронулего. <o:p></o:p>

Пришпоривконя, бывший раб бросился прочь. <o:p></o:p>

Скакали скакал, пока не увидел дымы от костров лагеря русских. <o:p></o:p>

Наокрик дружинника <o:p></o:p>

—
Стой! Кто таков? <o:p></o:p>

Ответитьуже не было сил. <o:p></o:p>

Просипелтак громко, как только смог <o:p></o:p>

—
Свой я, русский я, православный я! Вот те крест святой! – и во второй раз крестное <o:p></o:p>

знамяспасло ему жизнь. <o:p></o:p>

Владимиротвлекся от нахлынувших воспоминаний. Сердце заколотило от волнения. <o:p></o:p>

Нельзятак. В его-то годы. Опять выпил отвара из трав. Чуть успокоился, присел налавку. <o:p></o:p>

О чемписать далее? О Пересвете и Ослябе? <o:p></o:p>

Пересветаему принесли и положили на излечение. С первого дня он стал лечить всех, ктообратится. Но ни Яшка, ни любой другой лекарь иноку уже не помог бы. Он умиралот страшной раны. Будь на нем кольчужка или другой какой доспех, может иобошлось бы. Но на Пересвете была только простая ряса, а душу его защищалоблагословение Сергия Радонежского. Пришел батюшка исповедовать умирающего. <o:p></o:p>

Невидя ничего вокруг, Пересвет схватил Яшку за руку, притянул к себе и заговорил <o:p></o:p>

быстро-быстро. <o:p></o:p>

—
Малец, слышь малец, ты постриг прими, у тебя никого живых не осталось, один ты, <o:p></o:p>

один.Прими постриг и молись за души, за грехи наши, я сам грешен, я сам… я сам… <o:p></o:p>

многобед на мне, отец Сергий благословил, сказал искупить смогу, а я… разве так <o:p></o:p>

искупают?.. <o:p></o:p>

Видя,что человек сейчас уже умрет, батюшка оттолкнул Яшку в сторону и присел рядом <o:p></o:p>

сПересветом, нельзя без покаяния человеку уходить. О чем они говорили в этой <o:p></o:p>

последней,самой важной в жизни беседе только им двоим, да Богу известно. Стоит об <o:p></o:p>

этомписать? Может и стоит. <o:p></o:p>

Владимирвстал и прошелся из стороны в сторону по келье своей. О чем еще писать? О <o:p></o:p>

том,что татары стрелы свои в трупах падшей скотины держали, а раненые стрелами <o:p></o:p>

этимиумирали долго и в муках, да еще близких заражали? <o:p></o:p>

Написатьо том, что Яшка кровь из свежих ран, от стрел этих высасывая, заразился тифом <o:p></o:p>

илежал при смерти две недели? Зато те дружинники и ополченцы, кому он помог,живы <o:p></o:p>

остались. <o:p></o:p>

Всёэто можно пережить. И тиф, и чуму, и голод, все это забудется. Но не забудет он <o:p></o:p>

никогдатот плачь жен, сестер, матерей, невест, после сечи, когда вышли они <o:p></o:p>

искатьродных своих и суженных. Этот вой он не забудет никогда.  Скрежет зубовный в аду с этим может толькосравниться. Вернулся послушник с красным от мороза носом. <o:p></o:p>

—
Отец настоятель спрашивает, о чем вторая глава будет? <o:p></o:p>

Глядяна молодого балбеса, иеромонах усмехнулся. <o:p></o:p>

-Незнаю, о чем будет, не о чем мне писать, праздно все. <o:p></o:p>

— Какэто не о чем?- удивился паренек. – Ты же говорил что князя Дмитрия видел, что <o:p></o:p>

Пересветавидал, об этом и пиши. <o:p></o:p>

—
Нет, не буду, праздно это, да и глазами слаб стал, ошибаюсь уже. <o:p></o:p>

— Тыписать не будешь, я Настоятелю скажу, он тебе епитимию наложит, как миленький <o:p></o:p>

напишешь! Владимирхитро прищурился, глядя на послушника. <o:p></o:p>

-Естьу меня условие одно. Выполнишь, продолжу писать. <o:p></o:p>

-Какое?-оживился малец. <o:p></o:p>

-Атакое, начнешь грамоту учить, станешь мне помогать, тогда и продолжу, — заявил <o:p></o:p>

стрик.По-доброму он это сказал, почти по-отечески. <o:p></o:p>

-Помогать?Тятя говорит, что грамотность эта вся, скоморошество одно, ремесло надо <o:p></o:p>

иметь,тогда и хлеб будет в доме. <o:p></o:p>

-Тятятвой в темноте родился в темноте и помрет. Иди вон. <o:p></o:p>

Кузьмаопять насупился. Обидно говорил летописец. <o:p></o:p>

-Такчто Настоятелю сказать? <o:p></o:p>

-Пошелвон! С Настоятелем я сам говорить стану, бестолковые гонцы мне не нужны. <o:p></o:p>

-Опятьбестолковый… сам то очень толковый, ты поглянь, корябает пиграмин палкой <o:p></o:p>

своей,с таким видом вроде Писание новое сочиняет.- ворчал под нос послушник шагая по <o:p></o:p>

деревянномунастилу в келью к Настоятелю Сильвестру. <o:p></o:p>

Владимиртем временем принялся за работу. Пока еще светло надо успеть. Ночью, это не <o:p></o:p>

работа,тем более с его глазами. <o:p></o:p>

Буквыложились на лист пиргамина ровной красивой вереницей, а воспоминания <o:p></o:p>

поблекшиесо временем всплывали и множились. Лица людей, живых и уже <o:p></o:p>

преставившихся.Кто же был там? Не перепутать бы чего. Так прошел час. <o:p></o:p>

Надворе тени уже стали длиннее и солнце лишь косым лучиком попадало на рукопись. <o:p></o:p>

Вкелью вошел Сильвестр. <o:p></o:p>

-Вижу,работаешь. <o:p></o:p>

-Нато и руки Господь дал, чтобы человек трудился. <o:p></o:p>

-АКузьма говорит, что лежишь ты и пузо чешешь. <o:p></o:p>

Сильвестрподошел к Владимиру и заглянул в написанное. <o:p></o:p>

-Вижумногое успел. <o:p></o:p>

-Раньшебольше успевал, да глаза уже не те. <o:p></o:p>

-Дане молодеем, что уж… А саму битву ты видел? <o:p></o:p>

-Дапришлось, что там особенного? Секли друг дружку насмерть, страсти… <o:p></o:p>

-Воти расскажи мне, как там было. Когда начали, чем закончилось. <o:p></o:p>

Владимирзамер, закатив задумчиво глаза, он вспоминал, когда началась битва. <o:p></o:p>

-Вшестом часу по полудни. Да так и было, сперва вроде раньше хотели начать, нотатары <o:p></o:p>

мялись.Одни биться хотели, другие говорили, что лучше позже, но решили, что пора и <o:p></o:p>

понесласьсеча. Наши пехотой пошли. Басурмане их конями, ну а потом засадный полк <o:p></o:p>

ударил.Гнали басурман долго. Больше пяти верст гнали. И рубили мечами, топорами. <o:p></o:p>

Пленныхмало было. А надо было пленных брать. Их потом на наших невольников <o:p></o:p>

сменятьможно было. Но не думали о том. Злоба глаза разуму закрыла. Дюже злы были на <o:p></o:p>

татар. <o:p></o:p>

Сильвестрвстал и подошел к маленькой печке в углу кельи. Не торопясь подошел, <o:p></o:p>

пошевелилтлеющие угли кочергой, заглянул в клинку с душистым отваром из трав. <o:p></o:p>

-Прохладноу тебя… Я поленце подкину… ты травник хороший, на чем отвар то? <o:p></o:p>

-Тактравы лесные, успокаивают, для сердца полезно, сон крепче… <o:p></o:p>

-Да ая знаешь, ночами не сплю почти, измаялся уже… что не скажешь на чем отвар? <o:p></o:p>

-Такмой бери, я себе еще сварю. <o:p></o:p>

Настоятельплеснул себе в медную кружку из горшочка и вернулся на место. <o:p></o:p>

-Ачто ты замолчал? Продолжай, я тебя слушаю. <o:p></o:p>

Владимирприсел на трехногий табурет и тяжело вздохнул. <o:p></o:p>

-Тяжкомне вспоминать, что было тогда. <o:p></o:p>

-Тыкрепись. Нам с тобой большое дело сделать надо, летопись она сейчас можетказаться <o:p></o:p>

деломне нужным. А потом нашими глазами на прошлое потомки смотреть будут. Не <o:p></o:p>

серьезноедело думаешь? <o:p></o:p>

Владимиртолько рукой махнул. Все верно говорит настоятель, но в душе пустота одна. <o:p></o:p>

Воспоминания,которые он затронул, воспоминания о жизни не простой, тяжелой, почти <o:p></o:p>

безрадости, как ветер степной выдували остатки сил душевных. Тоска порождающая <o:p></o:p>

уныниеселится в нем. Уныние грех. <o:p></o:p>

Вот иполучается что не послушание у него, а епитимия какая-то. Понимал это иСильвестр. Поэтому утешить пытался летописца. Поэтому и пришел сейчас в егокелью, отложив многие дела свои. А нет в этом мире тленном ничего важнее душичеловеческой. И болезни душевные настоем из трав не вылечишь. Словочеловеческое и участие нужно. Понимал это Настоятель. Ибо и его жизнь быладолгой, а крест нелегким. <o:p></o:p>

-2- <o:p></o:p>

Писать,как будто это так просто!  Решать чтоважно, а что нет. Ответственность какая! <o:p></o:p>

Монахв изнеможении отложил перо в сторону. О чем писать? О Дмитрии, о делах его. <o:p></o:p>

Князь. <o:p></o:p>

Окнязе напишется, успеется. А как к примеру о татарах писать? О том разъезде,отряде <o:p></o:p>

разведчиковв триста сабель, что послали ордынцы, враги Мамая. Искали его многие. Но <o:p></o:p>

нашелпервым Дмитрий. Татары тогда выследили раскольника и самозванца, но помощь к <o:p></o:p>

нимне успевала, вот и примкнули они к войску Дмитрия, чтобы вопрос решить. Бились <o:p></o:p>

свирепо.Но как были врагами с русскими, так и остались. Каждый всадник пять пеших <o:p></o:p>

стоит.Такая подмога на вес золота, когда все на волоске висит. А были и другие <o:p></o:p>

всадники,нежданная помощь. Другие дети степи. <o:p></o:p>

Казаки. <o:p></o:p>

Какбыть с ними? Они конечно христиане, но живут как разбойники. Шарпальники и <o:p></o:p>

убийцы.Грабеж для них первое дело. Брагу пьют без меры. И ладно бы каялись! Так нет! <o:p></o:p>

Гордятсяэтим! А еще гордятся, что княже им не указ. Вольные они. <o:p></o:p>

Душалетописца трепетала. Гнев от того что ответ не давался вскипал в нем все сильнее. <o:p></o:p>

-Казаки,казаки…- бормотал под нос себе Владимир.- Злее зверя степного, казаки эти… <o:p></o:p>

Помнилон их пеструю ватагу. Со свистом и улюлюканьем влетели они в стан русских <o:p></o:p>

войск,дозорные сигнал подали слишком поздно, а некоторых они просто связали и <o:p></o:p>

привеликак мешки с овсом, поперек седел. <o:p></o:p>

Приехалик князю они без надежды на победу. <o:p></o:p>

«Чтобытатарину ежа в шальвары его запустить, а там как Богу угодно, пусть будет» — так <o:p></o:p>

сказалАтаман. Как его звали Владимир вспомнить не мог, а ведь помнил. Память уже не <o:p></o:p>

та. <o:p></o:p>

Глубоковздохнув монах взял свое стило и принялся не торопясь вписывать казаков в <o:p></o:p>

историюбитвы. Пришли без корысти. Чуть скривился конечно вспомнив, как сотники <o:p></o:p>

лаялисьс боярами из-за трофеев, но это мелко, а все люди живые. Все грешны. <o:p></o:p>

Достойны. <o:p></o:p>

ПисалВладимир, как и положено, церковным слогом: «И был народ казаци, числом <o:p></o:p>

тьмыболее, конны и оружны как князья. Лихи в деяниях, в помыслах чисты.» <o:p></o:p>

Зазвонилик обедне. Надо же! Полдня уже прошло, а он только пару строк написал. Так <o:p></o:p>

делоне пойдет. <o:p></o:p>

Весьдень прошел в трудах и молитвах, и подошел к концу. После вечерни Владимир <o:p></o:p>

пошелв свою келью. Чуть поодаль сторонясь его шел Кузьма. Кутаясь в худой тулупчик <o:p></o:p>

онбормотал что то себе под нос. <o:p></o:p>

Иеромонахс тоской смотрел на послушника, ну почему он такой бестолковый? Батю <o:p></o:p>

своегослушает, а Владимир узнавал у братьев, кто отец его и родня. Бражники заядлые. <o:p></o:p>

Ремеслоу них соответствующее бондари. Пропивают все что заработали. Мать Кузьму в <o:p></o:p>

обительотдала чтобы хоть из него толк вышел. Чтобы вырос, не спился, человеком стал. <o:p></o:p>

А он…неужели отцовская кровь верх взяла? Удивляться нечему если так. Все на землю <o:p></o:p>

грешнуюприходим со своей судьбой. Одному Богу она известна. <o:p></o:p>

Впоследующие дни Кузьма приходил исправно, спрашивая о работе, отправлялся к <o:p></o:p>

Сильвестру.Приносил обратно готовые главы с исправлениями сделанными настоятелем. <o:p></o:p>

Владимирпереписывал и аккуратно складывал в стопку. Труд рос, полнился деталями. <o:p></o:p>

Исполнительныйпослушник с каждым днем все больше и больше увлекался, иногда стоял <o:p></o:p>

поодальне смея отвлекать летописца от работы и подглядывал за тем как стило, в руках мастера,поскрипывая скользит по выделанной телячьей коже оставляя красивые буквы <o:p></o:p>

однуза другой. Интересно ему стало, ведь на глазах его происходило событие, важное, <o:p></o:p>

историческое.Да это не битва, не сражение, но и это тоже важно. <o:p></o:p>

Наконецоднажды, на кануне Рождества Христова подошел он к Владимиру поклонился и <o:p></o:p>

неуверенно,боясь отказа попросил: <o:p></o:p>

—
Прими меня в ученики свои. <o:p></o:p>

Старикотвлекся. Удивила его просьба. Немного помолчав, в раздумьях, ответил: <o:p></o:p>

— В ученикизахотел… это хорошо. Дело хорошее, правильное. Я приму тебя в ученики. <o:p></o:p>

ГлазаКузьмы засветились от счастья. <o:p></o:p>

—
Спасибо, отче… <o:p></o:p>

Едвасдерживая улыбку он припал к руке Владимира, поцеловав ее в знак благодарностии <o:p></o:p>

смирения. <o:p></o:p>

— Дляначала постриг прими. А слабость твою, от отца доставшуюся, мы послушаниями <o:p></o:p>

выбьем.Не дай Бог хоть пригубишь хмельное, расстригу, и не посмотрю, что мой ученик. <o:p></o:p>

— Даи не пью я, отче. <o:p></o:p>

— Воти не пей! А теперь ступай. Я с Сильвестром поговорю, чтобы тебя от работ <o:p></o:p>

освободили,будешь учиться, времени на это не будет. <o:p></o:p>

—
Чтобы от всех освободили? – испугался Кузя. <o:p></o:p>

Вкоровнике у него был любимый бычок, полугодовалый теленок, которого он кормил. <o:p></o:p>

Тотуже ждал паренька, ждал гостинец, который Кузьма приносил каждый раз, Горбушку <o:p></o:p>

душистогомонастырского хлеба с солью. Телок брал лакомство аккуратно своими <o:p></o:p>

теплымимягкими губами, а потом лизал щеку кормильца, благодарил так. <o:p></o:p>

— Даото всех. – подтвердил опасения юноши старик уже вернувшийся к своей летописи. <o:p></o:p>

— Аэто… можно на скотном дворе работу оставить? <o:p></o:p>

— Наскотном дворе? – во второй раз удивился Владимир. Ладно бы в трапезной. Там с <o:p></o:p>

харчамирядом, а тут навоз убирать рвется. <o:p></o:p>

— Да,там за скотиной ходить нужно. Люблю я тварей этих. Хорошие они. <o:p></o:p>

— Нураз так, то ладно. А теперь ступай. <o:p></o:p>

Шлимесяцы. Весна, лето, осень, за год Кузьма оказался не очень смышленым, затоочень терпеливым и усидчивым учеником. Так понемногу Владимир привлек его кнаписанию под диктовку черновых вариантов. Старику легче стало. Труд Наставникаи его подмастерья вырос, теперь это уже была объемная летопись. Однако все чащеиеромонах писал, вопреки обыкновению ночью. Щурясь при трепетном свете двухсальных, свечей он споро выводил слово за словом. Сейчас труд его шел как по маслу.Текст ложился на желтовато-серые листы буква за буквой, закрепляя то что в <o:p></o:p>

памятилюдской может пропасть уже через поколение. Или будет переврано, искажено, <o:p></o:p>

вывернутонаизнанку корысти ради людьми на руку не чистыми. Радость в исстрадавшейся задолгую, тяжелую жизнь, душе поднималась все выше и выше <o:p></o:p>

отсердца. И ум от этого начал лучше работать. Радость от того что не было уВладимира <o:p></o:p>

большесомнений и угрызения его не мучили. Кузьма же, каждый раз просыпаясь, и  видя сделанную ночью работу, испытывал стыд.Старик надрывается, а он молодой — дрыхнет. Но к ночной работе Владимир ученикане допускал. Только позже понял Кузьма, когда уже было поздно, почему стариктак поступал. Тот чувствовал свою немощь и боялся не успеть. <o:p></o:p>

Но доэтого с еще большим старанием занимался подмастерий каллиграфией, и через годуже мог писать, как положено. Когда не стало старика, черновая летопись былауже готова. Сильвестр хотел было позвать из ближайшего скита писаря, чтобынабело переписать. Но Кузьма показал чему научился, и заканчивал труд уже сам. <o:p></o:p>

Немогли  знать и даже предположить не моглииеромонах и ученик его, какие испытания выпадут на долю его детища. Как ужемного лет спустя после его смерти вспыхнет в обители пожар. Братья будутспасать книги, обливаясь водой на морозе вбегать в полыхающую геену, хвататькто сколько сможет и <o:p></o:p>

задыхаясьот угара бежать обратно. Не обращая внимание на ожоги и занявшиея одежды <o:p></o:p>

бросались,едва отдышавшись обратно в пламя. Некоторые угорят, кто-то потом умрет от <o:p></o:p>

ожогов.Среди этих героев будет и Кузьма. Уже не сопливый юнец, а зрелый муж, он сразу <o:p></o:p>

послетого как оправится от ожогов примется за восстановление погибших рукописей. <o:p></o:p>

Многиеисчезнут безвозвратно. Огонь не пощадит древние писания. Не пощадит он и <o:p></o:p>

«Сказаниео Поле Куликовом». Треть труда превратится в обугленные лоскуты телячьей <o:p></o:p>

кожи.Дорогой пиргамин, который Сильвестр выделил на чистовую книгу, придется <o:p></o:p>

заменитьболее дешевой выделанной бычьей кожей. Над переплетом Кузьма, однако <o:p></o:p>

потрудитсястарательно. Не стыдно ему будет перед Владимиров в Царствии предстать. <o:p></o:p>

Переплетвышел добротный. Бронзовые петли, черная кожа, чеканные буквы заглавия. <o:p></o:p>

Заглядение.Писать он будет по памяти. И так же как Владимира будут терзать его <o:p></o:p>

воспоминания.Воспоминания о том, что было и о том чего уже не будет никогда. Но труд <o:p></o:p>

небудет ущербным. Ибо каждую букву их труда совместного молодой мастер будетпомнить. Много <o:p></o:p>

чеговыпадет на долю книги потом. Она надолго переживет своих авторов. Автор «Задонщины»будет читать ее и многие факты возьмет из этого труда. Смутное время отразитсяна книге. Пришлые ляхи сорвут с нее переплет, но в виду отсутствия драгоценногометалла выбросят ее в канаву. Оттуда монахи будут собирать многие бесценныетруды и ее заберут. Переплета ей уже не дадут, просто завернут в рогожку исложат на полке с другими книгами до лучших времен.  Время не щадит ничего из творения рукчеловеческих. Ичерез все злоключения до потомков дойдет очень скудный обрывокиз нескольких листов авторство по которому определить будет уже не возможно. <o:p></o:p>

Нопрежде, как и говорил ученик Сергия Радонежского Сильвестр, потомки посмотрятна <o:p></o:p>

делапредков его глазами. Благодаря его труду и труду сотен других летописцевистория <o:p></o:p>

русскогонарода передавалась из поколения в поколение. <o:p></o:p>

-3- <o:p></o:p>

Нашидни. <o:p></o:p>

Зимапришла в этом году рано. <o:p></o:p>

«Температураднем минус пять, минус семь, низкая облачность» — такое обещание дала стройная  красавица из Гидрометцентра, и люди поверили.Родители и сами оделись потеплее и детишек своих, вопреки их протестов, в школуукутали.    <o:p></o:p>

Такначинается  обычный рабочий деньсовременного горожанина. Машины, пробки, нервы. Надо и самому не опоздать иребенка завезти успеть. <o:p></o:p>

Городскаяшкола, под номером один. Ученики носятся на переменах, и скучают на уроках,исподтишка ковыряясь в интернете. <o:p></o:p>

Звонокпрозвенел и шумный класс уселся за парты. <o:p></o:p>

Вошелучитель. Мужчина средних лет с усталым взглядом и густыми усами. <o:p></o:p>

-Добрыйдень, класс. <o:p></o:p>

-Здравствуйте,Василий Иванович. <o:p></o:p>

-Открываемучебники. Тема нашего сегодняшнего урока очень важна для понимания тоготяжелого исторического пути, что прошло наше государство и наш народ за своюмноговековую историю. А так же хороший урок нам, современным россиянам, чтозначит потерять свою самостоятельность, утратить государственность. Ита-а-а-ак… <o:p></o:p>

ВасилийИванович, по прозвищу Чапаев, встал с учительского места и, подойдя к доске, посвоему обыкновению размашисто он написал тему урока: «Куликовская битва». <o:p></o:p>