Наш брат Энджи

Перед прочтением рекомендуется прослушать музыкальную тему здесь, рядом...

******************

Еле слышно щелкнул английский замок.

И они остались вдвоём. Здесь. В комнате. В доме. На всей Земле.

Нет. Не совсем одни.

Рядом незримо присутствовало их прошлое: годы жизни, проведённые врозь и в полном неведении.

И было "сейчас". А в этом "сейчас" ещё что-то невидимое и неземное. Словно ангел тихий пролетел.

Будущего же: ожидаемого, привычного - больше не существовало. Но даже они об этом не знали.

--

- Выпьешь? - Спросил он, не поднимая глаз.

- Я уже и так, без вина, достаточно пьяная. - Глядя куда-то себе в подол, ответила она. Затем подняла голову и несмело улыбнулась. - Видишь, язык об рифмы заплетается. - Смешно. Правда же?

- Она улыбается теперь, не так как раньше, - подумал мужчина. - Исчезла та, едва уловимая стеснительность и зажатость, которая его раньше немного смущала.

Два человека: мужчина и женщина, напротив друг друга в добротных старинных креслах дореволюционной выделки. Кто-то из гостей, особенно заботливый, притащил сюда бутылку токайского и два бокала. Точнее - два высоких тонких фужера богемского хрусталя. Тоже из старых запасов.

Оба прекрасно знали, зачем они здесь. Нет. Не знали. Знание, разум, рассудок, расчет или чьё-то мнение - больше не имели никакого значения. Как и всё остальное. Всё, кроме них самих. Ими овладело чувство понимания неизвестного, но неизбежного. Прыжка? Полета? Падения?

Что-то должно было произойти. Наверное, с ними. А может с целым миром. Осталось только дождаться и постараться ничего не испортить. Дожить и пережить. Если получится.

- Говорили, ты погиб. Но я не верила. А потом вот решила наш университетский междусобойчик к себе пригласить. Подумала, а вдруг и ты явишься. - Полушепотом сказала она, сплетая пальцы на коленях.

- Я тоже думал о тебе. Часто. Ты мне приснилась даже. Правда, только один раз.

- Всего раз, а ты все ещё говоришь об этом?

- Да. Понимаешь, мне до сих пор кажется, что это был вовсе и не сон. Или не совсем сон. Как будто бы меня вытащило из привычного пространства, и бросило в одну... - он умолк, глядя на пустой фужер в руке. Плеснул золотистой жидкости. Медленно поднес к губам, прикрыл глаза и на мгновение замер, наслаждаясь тёрпким, чуть-чуть отдающим розой, ароматом.

- Продолжай. Что же ты остановился? - Голос Линны чуть сел и в нем прорезалась едва заметная хрипотца.

Йорри вздрогнул и переместил взгляд на колени сидящей напротив женщины, точнее - пальцы: плотно сплетённые и слегка подрагивающие.

Так близко. И так далеко. Почти десять лет спрессованные в один метр разделяющего их пространства.

Он не отваживался взглянуть ей прямо в глаза. Просто боялся. Боялся, потому как знал точно, что там увидит. Вот только на этот раз отмолчаться уже не получится.

Это будут те же два бездонных колодца, которые он помнил, любил и боялся. Боялся правды, которую там увидит. И которая там всегда была: "Ты же знаешь, что я тебя люблю. Ты же видишь, что я тебя хочу. Почему молчишь. Что удерживает тебя от последнего шага? Ты думаешь, я смогу ждать вечно?"

Но ещё больше, до дрожи, до судороги во всём теле, он опасался там этого не увидеть.

- ... в одну... мне кажется, что это было нечто, похожее на постель: огромная кровать или ложе, среди облаков. Мы, наверное, были... обнажены. Но я видел только твоё лицо в обрамлении волос и изгиб плеча. И, в то же время, мне казалось, что я смотрю на себя, на нас со стороны, и...

Она приложила палец к губам. - Погоди минутку, пожалуйста. - Линна несколько поспешно поднялась и осторожно, что бы ничего не задеть и не перевернуть, выбралась из-за столика.

Йорри смотрел, как завороженный. - В её фигуре мало что изменилось с тех пор. Она не раздалась в бедрах. Узкую и гибкую талию выгодно подчеркивал бирюзовый ремешок плетеной кожи. Может грудь слегка... - он кончиком языка провел по внезапно пересохшим губам и отвернулся.

Лин и тогда не была худышкой. Но он опасался, что если... что когда-нибудь она станет такой, как ее мать: слишком округлой, слишком властной, слишком...

Что-то скрипнуло. Зашипело. Мужчина сразу не понял, что происходит, и повернул голову к тому месту, откуда послышался звук. Линна включила музыку...

It`s dreamy weather we`re on

И его словно ударило током. - Откуда она может знать? - Похоже, женщина тоже испытала нечто подобное: слегка покачнулась, и, не оборачиваясь, медленно ступая по ковру босыми ногами, направилась в сторону окна. Он, не глядя, поставил фужер, поднялся и двинулся следом.

Из-под деревянной решётки радиатора исходило приятное тепло, добавляя уюта и без того уютной атмосфере комнаты. Особенно, если взглянут дальше, за дышащее холодом стекло, покрытое легкой изморосью. Декабрь.

Мелкие, косо падающие снежинки, заметные только в свете фонаря, неприкаянно болтающегося на ветру, торопились спрятать всю грязь прошлого дня к началу нового. Сыпали и сыпали. А вокруг ни души. Белая пустошь.

Только замерзший пустой пруд за оградой.

И такая же стылая луна, в обрамлении призрачного гало.

Along an icy pond with a frozen moon

Он подошел к ней почти вплотную и, немного робко, словно школьник, впервые приглашающий небезразличную ему девушку на танец, опустил руки на талию.

A murder of silhouette crows I saw

Затем руки скользнули вперед и сомкнулись на чутко вздрогнувшем и слегка напрягшемся животе.

And the tears on my face

Она положила свои ладони сверху, немного подалась назад, прижимаясь.

Так они и застыли. Посреди ночной тишины и зимнего безмолвия. Погружаясь в тот самый мир или внемирье, где впервые услышали эту мелодию, этот грустный хрипловатый голос, этот безумно печальный саксофон...

I disappear in your name But you must wait for me

Тот же сон, снова? То же небесное ложе, и они... Там или здесь? Опять смутное ощущение раздвоенности. Линна погладила прижатую к животу мужскую руку, словно желая убедиться, что она настоящая.

Somewhere across the sea

Никакого моря тут небыло. Тут вообще ничего небыло. Почти. Кроме них. Остальное выглядело просто как фон, как красивая декорация, призванная заполнить и, на время, скрасить окружавшую их вселенскую пустоту.

There`s a wreck of a ship

Она немного наклонилась вперед, снимая обруч удерживающий волосы, и качнула головой из стороны в сторону, их освобождая.

Your hair is like meadow grass on the tide

Он закрыл глаза и окунулся лицом в невесть откуда нахлынувшую волну луговых трав.

And the raindrops on my window

Снежинки, прилипающие к стеклу, медленно таяли. И совсем скоро действительно становились похожими на капельки дождя. Или слез. Слезливый дождь в декабре.

Baby all I can think of is Alice

- Боже, я действительно сейчас не могу ни о чем думать кроме тебя. Кроме нас. Там... - Кто это сказал?

Arithmetic arithmetock Turn the hands back on the clock

Кто-то, незримый, явно наблюдал за происходящим. Ибо именно в этот самое мгновение, настенные часы, молчащие вот уже который месяц, вдруг ожили. Единственный удар невидимого молоточка вызвал к жизни низкий и тягучий звук, невыразимой нежности и печали.

Этот звук, словно ожил ненадолго: отделился и повис в воздухе, внося ещё одну нотку сумасшествия. Он никуда не торопил, напоминая не о времени, а, скорее уж, о его быстротечности.

The only strings that hold me here Are tangled up around the pier

- Я люблю тебя, мой единственный причал, - прошептали его губы, утопая в бездонной темноте волос.

Она отодвинулась, повернула лицо, и, запрокинув голову, взглянула прямо в глаза: и он увидел, ТО, чего так боялся не увидеть.

And so a secret kiss

Таинственный дирижер выдержал нужную паузу, дожидаясь реакции действующих лиц.

Руки Йорри скользнули по спине Линны, ближе к лопаткам, привлекая к себе, сближая тела и лица.

Но это не был поцелуй страсти. Это вообще не был поцелуй. Легкое, едва ощутимое касание на пределе чувствительности.

Знакомство? Узнавание? Как еще это назвать?

Первый поцелуй взрослых любящих людей?

Пожалуй. Ведь они действительно никогда не были близки в этой жизни. На этой земле. Пока.

Но там, где сейчас пребывали их сердца и души, а может и они сами, там они уже давно стали любовниками. Нет. Не любовниками. Они стали единым целым. Когда малейшие движения тела, искра желания, тут же переливались в тело другого, прямо в мозг, возвращая стократ, даря наслаждение и принося блаженство. И эта безумная карусель, казалось, длится и длится. Уже целую вечность. Удовольствие как боль. Нега, как безумие. Страсть, как смерть...

Brings madness with the bliss

Она вздрогнула, и, ощутив, что ноги перестают ее слушаться, обвила руками шею своего единственного мужчины, и уткнулась мокрым носом ему в воротник.

- Ну, ну. Все уже позади... - Только и смог выдавить он из окончательно пересохшего горла, изо всех сил прижимая к себе неожиданно обретённое тело своей единственной женщины.

And I will think of this...

--

- Не могу это больше слушать. Иначе я просто сейчас сойду с ума. - Она мотнула головой, прогоняя внезапно нахлынувшую слабость, не отпуская руки, повернулась, и сделала шаг в сторону спальной комнаты, мягко, но настойчиво увлекая его за собой.

--

Если бы здесь незримо присутствовал какой-нибудь наблюдатель, то он сильно удивился бы, заметив, как сквозь неплотно прикрытую дверь начинает просачиваться, пока еще медленно и почти незаметно, пульсирующее свечение. Постепенно оно усиливалось, пронзая и словно растворяя окружающие предметы. Растворяя сам старый мир, который пока спал в неведении.

А еще слышен был странный, постепенно нарастающий, но до невозможности приятный звук, напоминающих звон хрустальных колокольчиков под порывами ветра. И ветер этот жил не сам по себе, а вырывался из бесчисленных и невидимых труб небесного органа, пробуждая к жизни, по велению безумного, но, несомненно, гениального музыканта, ноты невиданной чистоты и тембра.

Это настоящая любовь стучалась во врата мира. Нет. Она уже пришла. Но миру еще только предстояло узнать об этом.

--

Ксандр провел ночь на улице, слоняясь по незапертым теплым подъездам и всенощным кафешкам, изредка взбадривая себя кофеином.

Он так и не смог себя заставить придти к ней, когда все разошлись. Потому что разошлись не все. Хотя тот, кто остался, был не гость. Для него этот пришлый давно уже не был врагом: можно ли считать врагом каменную стену. Нет, технически Ксандр, почти наверняка, мог его побить, изувечить или даже убить.

Но проблема была не в нём. Он тоже давно это понял: когда Линна еще только познакомилась с этим... Йорри.

Они учились в одной группе. Они жили почти рядом. Почти каждый вечер они сидели за одним столом. Почти каждый вечер они шли вместе домой. И это сводило Ксандра с ума.

Ведь это ОНИ теперь были вместе, так, же как когда-то были ВМЕСТЕ: он и Линна, Обычная дружба одноклассников, как ему тогда казалось, или хотелось, медленно но неуклонно развивалась в нечто большее. Они становились взрослее и начинали испытывать естественное влечение друг к другу. Робкие объятия и несмелые поцелуи, постепенно обретали глубину и страстность... Но вдруг, в одночасье, все изменилось...

--

- Какой-то странный сегодня рассвет. - Ксандр посмотрел на часы и ещё больше удивился, - Всего лишь половина четвёртого, а солнцу вставать в такое время не пристало.

И тем не менее, купол алого трепетного сияния поднимался и тянулся к ещё подёрнутому синевой ночи небу, совсем рядом: где-то из-за соседних домов. Соседних? Там же Линна! И он, забыв обо всём, бросился стремглав по тысячу раз исхоженному маршруту.

Её дом горел. Но это был не пожар. А если и пожар, то необычный. Ибо горело само пространство, распространяя вокруг не смертельный жар, но благодатно-живительное тепло. На месте дома, уже развернулось нечто многометровое и сферообразное, напоминающее, скорее, по форме и цвету, громадный цветок невиданных размеров.

И Сфера медленно вращалась. Ксандр отметил: один удар сердца - один оборот. И с каждым поворотом по Сфере пробегали огненные всполохи, словно лепестки розового бутона разворачивались, выпрямляясь и освобождаясь. Превращаясь в нечто большее. Она росла.

И чем дольше он смотрел на это чудо, тем больше оно напоминало ему именно цветок, и именно - розу. - Так могла бы выглядеть сама Роза Мира, наверное, - почему-то подумалось. - Если бы она существовала, и если бы её можно было увидеть. Вот так. Воочию.

Он огляделся по сторонам: на улице, не смотря на столь ранний час, уже было полно народу. Привлеченные ярким светом и необычными звуками люди ошалело вертели головами, толком не понимая, что происходит.

Но с каждым ударом невидимого барабана, лица их прояснялись, разглаживались сердитые морщинки, уходила сонная муть из глаз, исчезала вечная раздражительность.

Хорошенько присмотревшись можно было заметить как световая волна, исходящая от маленького солнца смывает с их лиц, тел и душ всё то наносное и чуждое, что пристало, налипло и накипело за долгие годы беспросветной тоски и отчаяния. За годы ожидания и одиночества. А за наслоениями проступала человечность.

Вот один из лепестков Сферы дотянулся до Ксандра, и тот ощутил неизъяснимое облегчение. - Ты свободен, - послышался или почудился ему голос Линны. И легчайшее прикосновение любимых губ. И мягкий толчок ветра в спину, - Ну иди же, дурачок. - И восторг освобождения.

Ксандр улыбнулся. Плотнее затянул шарф на шее. И особо не разбирая дороги, побрёл по тротуару. Он уже примерно знал, куда направляется. Взглянул на часы, - Рановато. - Замедлил шаг. Встрепенулся, - Да ну все к черту! Лишь бы не поздно.

Вскоре его высокая, торопливо вышагивающая фигура растворилась в редеющем предрассветном сумраке.

--

Энджи Габриэль, завёрнутый в собственные крылья, словно в плащ из белоснежных перьев, никем не замеченный, стоял на самом краю крыши исчезающего в сиянии дома и неотрывно смотрел, как разгорается заря. Он тоже был счастлив. По-своему. Так странно и немного больно...

Он сделал всё, что мог. Всё, что было в его силах. Возможно, у его братьев тоже что-то получится. Это ведь так просто: найти среди миллиардов одиноких сердец две правильные половинки, взрастить и разжечь там изначальную искру, а затем пробудить к жизни настоящие чувства, вдохнув в истомившиеся сердца частичку собственной души.

Они её заслужили. Любовь. Роза взрастала и то, что им всем теперь предстояло, принадлежало только им. И зависело только от них.

Тень неземной печали, таящаяся в глубине огромных ультрамариновых глаз, мелькнула последний раз и исчезла, рассыпавшись крохотными искорками праздничного фейерверка.

Время, отпущенное для этого чуда, истекло. Но на Земле у него оставалось ещё одно маленькое дело: ведь это он любил Элис. Ту самую...

Шорох разворачиваемых крыльев как дуновение ветра.

Как вздох. - Прощайте...