ЭРГЕН
ЭРГЕН
Есть
в Главном Космопорте ресторанчик, небольшой такой, и не очень известный, да и попал
я в него случайно. Всё началось с отложенного старта: у пространственного модуля
генератор полей отказался выходить на критические режимы. Случись это после
старта, никто бы и внимания не обратил – критические режимы используются
главным образом в воображении конструкторов. Что же касается реальной практики…
Слава богу, я такого и припомнить не могу.
Но
на стартовом поле это не воображение – твёрдая реальность, объехать которую
невозможно в принципе. То есть, пока машина не выдаст готовность по всем
параметрам, о старте заикаться не стоит.
Вот
так у меня и образовалась куча свободного времени. Примерно сорок часов, столько
необходимо для замены, и подстройки нового генератора. И это время мне нужно
было чем-то заполнить. Здоровые люди, как правило, начинают именно с желудка. Перекусить
в крупном порту – не проблема. Можно даже неплохо пообедать. В зависимости от знания
местности, и резерва времени. Если его впритык: кофе, бутерброды, и – далее. Большими
скачками. На ходу дожёвывая то, что не успел съесть на месте. Когда промежуток
более солидный, сразу же появляется желание отведать чего-нибудь такого,
необычного. Вот я и поинтересовался у ребят из стартовой команды, где тут можно
отыскать нечто экзотическое? Чтобы запомнилось надолго.
Наверное,
именно сейчас не стоило лезть к ним с вопросами: все и так на взводе, а тут ещё
я, со своими идеями. Правда, они сначала выяснили, насколько глубоких впечатлений
мне хочется? Потом переглянулись, и с многозначительной улыбкой выдали адрес,
где впечатления сегодня будут незабываемые.
Экзотика
началась где-то на полпути: я банально заблудился. А чего вы удивляетесь? Это
не аэропорт местного сообщения, просматривающийся из угла в угол. Здесь всё происходит
немного сложнее, потому что уровней больше, и структура насыщеннее. Так что пришлось
какое-то время зависнуть на инфо-терминале.
Тут
меня застала экзотика следующая, в виде полицейской ладони, тяжело легшей на
плечо. То есть, чья ладонь было неизвестно, но легла она именно по-полицейски: жёстко
и уверенно. Однако я в себе тоже был уверен, поэтому с ледяным выражением лица развернулся,
чтобы задать резонный вопрос: – какого…
Вопрос
застрял в горле, когда я разглядел физиономию, наблюдавшую степень возмущения, и
принадлежала она не полицейскому, а человеку, которому делать здесь было нечего.
Не любил он такие места. С недавнего времени зарёкся, что с Земли больше – ни
шагу.
Вообще-то
Эрген с глубокой юности обожал ухватить мир крепкими руками, и покопаться в его
устройстве. В смысле причинно-следственных связей. Между людьми. Именно в
смысле – кому что, и за что, следует? Конституция позволяла: не маленький, но на
удивление увёртливый, и пронырливый. С хорошей реакцией мышц на внешние
раздражители. Правда, даже это не всегда спасало: сколько раз приходилось
помогать ему с проблемами на коже, до которых сам он дотянуться не мог. На
большее я способен не был: не имею желания в драку лезть. Не предрасположен, по
большому счёту. Только по маленькому, и – без глобальной кровищи. В смысле очень
локального конфликта, не переходящего жёстко-бытовые границы.
Когда
мы подросли достаточно, чтобы двигаться по жизни без прикрытия, пути наши
разошлись. Надолго. Он где-то служил, вроде бы что-то там защищал. А может,
просто завербовался, чтобы мир посмотреть, и деньжат заработать. Не знаю. Он не
рассказывал, а я с расспросами приставать не люблю: кто хочет – расскажет сам.
Не хочет – и нечего подбивать человека на враньё: тебе пользы никакой, и ему
неприятно.
Прошло
много времени, прежде чем он объявился снова. Но вы не представляете насколько этот
проныра изменился. Стал каким-то сухим, кручёным, с изумительной неподражаемо
крабовой походкой. Не знаете, что это такое? Крабовая походка, это когда идёт
туловище, а в него, чуть на отлёте, вдета пара рук-ног, живущих обособленной
жизнью. Как клешни. С тем же усилием захвата. И не дай Бог попасть в их работу:
даже он, несмотря на своё могущество, вам не позавидует.
Но
главное было в другом: не знаю, где и чем Эргена тесали, только превратился он в
настоящее оборонительное сооружение, с непробиваемой фортификацией, так,
кажется, это называется? Что бы ни творилось вокруг, он наблюдал происходящее со
спокойствием слона, точно знающего предел своей мощи. То есть до какого-то момента
Эрген наблюдал, а потом, если черта была пересечена, двумя-тремя жестами всё
утихомиривал. И наблюдал дальше.
И
ещё одна деталь: какая-то особая немногословность. Вот не отличался он этим
раньше. А сейчас «Да нормально всё», стало чуть ли не визитной карточкой. Я как-то сунулся с
вопросом – где, да как? А он – ерунда! Послужил немного. Ума-разума набрался,
мир посмотрел. Нормально. Я ему: пороху понюхал? Расскажи, как было? Да ничего
интересного, отвечает. Тылом заведовал. Рутина.
Ну,
тут и логику включать не надо, чтобы понять – не повезло парню с приключениями.
Потому и рассказывать не о чем. Кто в них по самые уши сидел, обожает вспоминать
о былых подвигах. В духе: помнишь, как мы им врезали! Зашли с фланга, а там эти…
И мы им! Они верещали! А рядом как шарахнет! В голове звон, руки трясутся, но
нам всё нипочём! Поднимаемся, и идём дальше!
И видно, что не врут. Достаточно на грудь
посмотреть. Там награда на награде огнём горит, аж глаз режет. А у Эргена – всего
одна. Маленькая такая. И глаз не режет. Небольшая висюлька, что-то вроде сердца,
задавленного кулаком. Как-то даже не солидно. Правда, носил он её – не снимая. Наверное,
в память о чём-то важном именно для него: обычно ведь каждый день награды не
надевают – только по торжественным случаям.
Я
однажды всё-таки спросил, что за медаль такая чудная? Эрген как обычно
отмахнулся: «Ига, ну какая тебе разница? Награда за заслуги перед родным
подразделением – спас кое-какое имущество. Вот и выдали на память знак отличия.
Для приличия».
В общем, не повезло парню. Или, наоборот, если
вдуматься – повезло. Да ещё как! Вернулся живой. Здоровый. Почти. Раньше-то я
за ним хромоты не замечал. А сейчас он слегка на левую ногу припадает. При
современной-то медицине? Это, знаете ли, на мысли наводит. А что в тылу сидел, так
тоже ерунда. Ну, понятное дело, скукотища: шмотки, питание. Боевое, и не очень.
Начальство в затылок неприятностями дышит. Зато полное содержание, и перемещение
в пространстве, не за свой счёт. Поди неплохо – и мир посмотрел, и голова цела.
Но всё это осталось в прошлом. Он сам говорил что – хватит! Теперь с Земли – ни
шагу. Здесь, оказывается, очень интересно, если видеть умеешь. Спокойно, мирно,
ну и всё такое, чего вдалеке не очень-то и отыщешь.
А
тут вдруг на те – он, и в космопорте! Я, рассматривая это чудо, от удивления с
минуту тормозил, потом прокашлялся, и не совсем ещё уверенным тоном поинтересовался,
какого чёрта он здесь делает? Я – ладно. Работа такая. А он?
И
вдруг этот шутник, глазом не моргнув, отвечает, что хочет всего лишь пообедать.
Ни больше, не меньше. А потом называет ресторанчик, мой ресторанчик, в котором хочет
поесть. Именно сегодня. И я медленно понимаю, что перестаю вообще что либо понимать.
Чёрт его знает на каком расстоянии от дома, мне советуют экзотическую кухню, и
я иду туда. А по дороге встречаю человека, который и в самом деле обязан быть
чёрт знает где от этого места. И вот именно сейчас его принесло именно сюда. Пообедать.
Какое странное совпадение. Что, поближе к дому ничего подобного нет? Да не
смешите меня! Захотите, доставят на место, и ходить никуда не надо. Это в
смысле еды. Другой разговор – место. Вот оно должно быть действительно особенным,
если человек ради него предпринимает целое путешествие.
Я
ещё пытался сообразить, как это понять, и где надо смеяться, как вдруг оказалось,
что от меня уже ничего не зависит: Эрген ведёт, как нить Ариадны, без которой
здесь действительно трудно обойтись. Это ж и в самом деле не плоский аэродром,
связью по старой доброй Земле – многоуровневый термитник, живущий интересами
обозримого космоса. Потому и разноголосица, и разнополосица, ориентироваться в
которой непросто. То есть, пока идёшь по натоптанной тропе, от терминала к терминалу – проблем нет. Но если
посылают в угол, лежащий далеко от привычного маршрута, тогда – да! Иди, разберись
с ходу, какая лента куда несёт, и где с неё прыгать надо.
В
общем, на самом деле, за эту встречу я был благодарен судьбе вдвойне. Даже ещё не
зная, что должен бы – втройне. Добрались мы быстро. И находясь в предвкушении
плотного обеда, я облегчённо вздохнул, нацелившись даже отпустить по этому
поводу что-то очень плоское…
Шутка
застряла у меня где-то вот там, между лёгкими и языком, отяжелевшим сразу же,
как только чудной работы двери ускользили в небытие: ресторанчик был полон
народа. Да какого! И то, что он маленький, оказалось не совсем правдой. Точнее
– правдой. Но очень сильно растяжимой. Ребята, давшие совет, мыслили явно галактическими
масштабами. И знали, что делают. А главное – когда именно делают. Ресторан был
полон. Единой массой. В беретах. Форменных.
От
такого зрелища в голове екнуло: «Ой, мама! Сегодня ж их день!». И не просто
ёкнуло, а ещё и провалилось куда-то в пятки. Ну, в самом деле, кто не знает,
что это за день, прикрытый форменным беретом десантника? И кто в этот день в
таком окружении будет чувствовать себя комфортно? Нет, то, что хрюшку могут начистить,
это из разряда баек. Хотя, начистят-то как раз в лёгкую, если свиньёй окажешься.
А нет, так и живи себе спокойно. Только спокойно жить здесь не получится, если
ты не из их среды. А ощущать себя дурак-дураком – запросто. У людей свои
интересы. Воспоминания, тебе недоступные и непонятные. Разговоры на языке,
который для непосвящённых даже не иностранный – просто из другой вселенной. И переводчика
тревожить не надо – всё равно не сможет растолковать профессиональный сленг,
где за короткой аббревиатурой целый мир прячется. С лесами, горами, оврагами. И
многим ещё, что надо было увидеть и прочувствовать раньше, чем попасть сюда.
Со
всей очевидностью жестокого факта стало ясно – мы именно попали. Не в тему. У
меня берета нет. У Эргена – тоже. Да я и не помню, чтобы он хоть когда-нибудь
про десант заикался. Про тыл – помню, а про это – нет. Так какого чёрта его занесло
именно сюда, именно сегодня? Меня приколоть? Ну да, так я и поверил! Не надо
быть мыслителем, чтобы понять – этот гад из здешних. Но почему от меня скрывал?
От других – понимаю. Хотя и не очень. А от меня! Вот, думаю, сволочь! Ладно, я
те сейчас объясню, кто ты, и как тебя после этого зовут! И на них не посмотрю, коли
живым останусь!
Только,
если уж быть честным до конца, крамольные мысли начали скреститсь в оторопевших
извилинах не в первую минуту. В неё-то я просто оцепенел до состояния полного выпадения
из реальности. А немного придя в себя, непроизвольно дёрнулся, в смысле
быстрого отхода из опасной зоны. И даже не сразу понял, что меня уже держат за
то, что находится чуть ниже затылка: за шиворот. И не просто держат – тащат
внутрь термитника, как полудохлую гусеницу, не способную хоть к какому-то
сопротивлению.
На
самом деле всё было не так уж и драматично: держали меня не за шиворот – за
плечи, ну, так, приобняв по-дружески. И как раз через минуту, переплыв бушующее
море, я очнулся за столиком, тут же обнаружив в руках наполненный стакан.
«Ну,
ничё себе – пообедал!» - разглядывая его как бомбу с мигающим детонатором, подумал
я. Выберусь живым – уши шутникам отверну, и на затылок приклею! Вместо
локаторов. Чтобы издалека подлецов было видно!
Кстати,
насчёт «живым» - не шутка. Я к спиртному не очень расположен. Не то, чтобы на
дух не переношу – нет. Иногда, понемногу, строго аккуратно. И не такими дозами.
А тут…
Но
вы попробуйте отказаться выпить за ребят, которые уже никогда не смогут появиться
в этом зале. И дело даже не в тех, кто смотрит на тебя. Этих убедить можно. А
тех? Так что с трудом, не подавая виду каким именно, дозу я съел. До дна. И
дело пошло. Не в смысле продолжения – куда там! Ещё один заход такого уровня наполненности,
и «дохлая гусеница» не будет отвлечённой метафорой. Я ж и так был уже полудохлым,
почти не воспринимающим информацию из внешнего мира.
А там шли какие-то разговоры, к столику
подходили парни крепкие, и очень крепкие. А ещё – поджарые, высокие, низкие.
Разные. Все – свои в доску. И мне было хорошо, потому что до похмелья ещё далеко,
а первая эйфория уже вовсю гуляла по телу. И чувствовало оно себя очень
спокойно. Рядом с такими ребятками человеку может грозить лишь одна опасность –
они сами. Вот если эти башку не отвинтят, можешь быть уверен: никому другому это
не удастся. Их спины могут целый мир прикрыть, чего уж там про одного-то
человечка разговаривать.
Так
что обед проходил отлично. Если не считать шума, нараставшего в голове. Моей,
между прочим. Но это ничего, один раз – можно. Не помру. Зато сколько
интересного узнаю. О своём друге, например. Почему он, сволочь, молчал, где и
как время проводил? Хотя, я б на его месте поступил так же. Это я понял,
разглядывая окружающих. Не знаю, носят ли они награды в будней жизни, но здесь
все были в таком параде, что значочек Эрги, как бы это помягче сказать, не
впечатлял. И судя по тому, что он здесь единственный такой… то, в общем…
В
общем, дальше эту мысль развивать не хотелось. За друга обидно. До такой
степени, что подмывало прямо сейчас встать, и на весь мир проорать, какой он замечательный,
и незаслуженно обиженный парень. Не может быть, чтобы не имел права хотя бы на
одну, нормальную, награду. И я бы это сделал. Даже собрался. С духом. Потому
что голова ещё плавала где-то там, и только дух был готов оторвать место, в
котором сходятся ноги, от винных паров, приклеивших точку схода к неудобному стулу.
Рухнул
я на половине важного процесса. Не потому, что сил не было – обстановка
изменилась. Я уловил, что слушать меня никто не станет: все разом повернулись к
входным дверям. Долю секунды я ещё соображал, с чего бы это? И только
благополучно приземлившись, понял – в ресторане появилась новая личность.
Примечательная. Настолько, что теперь меня точно никто слушать не будет. Это
возмущало. Я снова нацелился восстановить справедливость. И даже сумел это
сделать, потому что был на стрессе, мигом убивавшем всякий алкоголь. Остановил меня
Эрга. Просто взял за плечо, не поднимаясь, между прочим, и – приземлил. Тогда я
перестал дёргаться, и принялся смотреть туда, куда смотрели все.
На
входе стоял настоящий десантник. В полной форме. При регалиях. И регалии у него были солидные. Я не
разбираюсь в их табели о рангах, но ранг был явно не маленький. И сам десантник
– тоже. Кручёная жила, с той же крабовой походкой безжалостного убийцы. Это я разглядел,
пока лощёный шёл через зал в дальний угол. Наш угол. Шёл как по бушующему морю,
и то расступалось, охватывая его волной людей, застывавших в почтительных позах.
От такого зрелища я слегка оторопел. Чтобы ватага отчаянных сорвиголов вела
себя подобным образом? Да этого быть не может потому, что не может быть
никогда. Служба давно кончилась, начальство – не указ. Сюда и полиция, от греха
подальше, не суётся. И без неё, если понадобится, с проблемами разберутся так,
что им будет очень больно об этом вспоминать.
А
здесь идёт по залу стержень, вокруг которого бушующая вольница структурируется
в единый организм. И даже издалека видно, насколько крутой у стержня магнетизм.
Только вряд ли его создаёт идеально отутюженная форма, потому, что на такое
способно лишь её содержание. Придавленный ладонью Эрги так, что и дёрнуться не
мог, я наблюдал чудное зрелище, и думал, что за человеком явно водятся дела, о
которых тут хорошо знают. И встают на вытяжку. А ещё успел подумать, что мало
кому из больших, и не очень, начальников удаётся быть в таком уважении не по
должности.
Успел
потому, что на самом деле ледокол двигался прямиком к нашему столику. И пока моя
башка натужно отрабатывала задачу понимания его сущности, предстал перед нами. А
мы вытянулись в приветствии. Даже я. Хотя и сам не понимаю, с какой это надобности?
А
дальше начался такой Сюрреализм, что не в сказке сказать! Чин ещё подтянулся
как на параде, потом немного обмяк, и говорит: «Здравствуй Эрга!». Просто так говорит,
словно встретил на улице старинного знакомого. Я ещё не въехал в суть
пантомимы, а Эрга, с оловянными глазами переспрашивает: «Генерал?».
И
нависает пауза, во время которой генерал чуть искоса рассматривает моего друга.
Потом натягивается тетивой, даже регалии на мундире ощериваются, и сверлит
Эргена звенящим глазом. Тот по-прежнему стоит невозмутимо, и тоже глядит как-то
так, оценивающе. А зал, только что чувствовавший себя вольготно, замирает в
ожидании последствий. И не знаю, как в их, а в моём одурманенном мозгу вид этой
пары рождает образ бойцовых котов, готовых насмерть вцепиться друг другу в
морду.
Пауза
слегка затягивается, потом генерал берёт инициативу, и тихо интересуется: - «А
в рожу хочешь?». И я понимаю – не шутит! Выпишет, глазом не моргнёт. И «Сюр»
продолжается тем, что моё тело, абсолютно не интересуясь моим же мнением,
начинает аккуратно смещаться чуть вбок от мундира. С явным намерением заехать в
ухо, если эта сволочь поднимет на Эргена руку.
Чего-чего,
а такого я от себя ожидать не мог, потому, что меньше всего желал быть
самоубийцей. Учитывая реакцию зала на появление типа, перспектива была
единственно реальной. Впрочем, зал вряд ли успел бы сказать веское слово – я-то
человек не военный, а у генерала реакция… Он и сам понять не успеет, кто это
меня тут по стене размазал?
От
неминуемой смерти меня спасает Эрген. Он сбрасывает натянутость, и говорит
что-то вроде: значит, Иджик, ты всё-таки в порядке! За точность цитаты не
ручаюсь. Они обнимаются, а я остаюсь с разинутым ртом, и радостью вновь
обретённой жизни. А вы пробовали сорваться в пропасть, и только на полпути
выяснить, что она всего лишь плод вашего воображения? Стою я, значит, с не
захлопнутой пастью, эти тоже стоят, молчат, а зал обмякает, с явным намерением продолжать
банкет. И всё напоминает обычный стоп-кадр. Потом кино срывается с места, и
жизнь начинает бить фонтаном, готовым захлестнуть обалдевший мозг, всё ещё ярко
просвечивающий через распахнутые челюсти.
Генерал
косит смеющийся глаз в мою сторону, и требует познакомить с гражданским. А у
меня промелькивает: этим ребятам что, «Свой-чужой» прямо в мозги прошивают, да?
Он жмёт клешнёй робко протянутую лапку, и, видя, что я ещё не совсем вернулся
откуда-то издалека, советует не удивляться. Всё нормально. Просто Эрга немного
зазвездился – друзей не узнаёт! Вот чуть в рожу и не получил!
Эрген
искренне возмущается, в смысле – кто бы говорил! Ты когда последний раз на
грешную Землю опускался? Тот соглашается: давно! Но что поделаешь – за всё
платить надо. За чины – тоже. Он и адъютанта сумел выгнать только на шестьдесят
минут. И через час, можете быть уверены, его отсюда вытащат. Так что, давайте –
плескайте колдовства в хрустальный звон, пока я ещё на свободе!
И
мне опять наливают стакан. А вы попробуйте, откажитесь! Посмотрю я на вашу
физиономию. Я и подумал: двум смертям не бывать, одна всё равно когда-нибудь
наступит, а бог не выдаст, свинья не съест. И дал предложенный тост залпом.
Смерть
не наступила. Я даже почувствовал себя отлично. От других. То есть, им-то что, они
и динамит сожрут не крякнув. А мне только и оставалось, что сидеть и крякать,
потому как язык в первые минуты лишь на это и был способен. А может, оно и к
лучшему. Парням не до меня: у них свои разговоры, общие воспоминания, потери
тоже – общие. А тут я, с глупыми вопросами. Вот на кой чёрт им это сейчас?
Когда
я начал постепенно включаться в жизнь, первый голод они утолили. Вспомнили всех.
Выпили за некоторых. Без меня, разумеется. Исключительно из жалости, насколько
я понял. И тихо, наклонившись почти к самому столику, тянули: «…эй, Ключники, открывайте
ворота в сад! Даю приказ – от зари до зари в Рай принимать десант…».
Я
к тому времени почти созрел для главного вопроса, настойчиво сверлившего ещё неокрепший
ум. Но услышав песню, сообразил – действительно, вот именно сейчас с глупостями
лучше не лезть: ключники не пустят, хотя и десант направил. И решил подождать
ещё. Один стакан. Не мой. Когда он наступил, и ребята достаточно расслабились,
то есть настолько, чтобы быть на грани штопора со стула на пол, я и вылез на
сцену. С речью. В том смысле, что, мол, слушай, генерал! Меня, меня слушай!
Какого чёрта Эрга… А ты молчи, когда я говорю! Какого чёрта ты, генерал, не
помог другу вернуться на гражданку в приличном виде?
Тот
ошарашено смотрит на меня, на Эргу, выдерживает долгую паузу, и крутит мощным
пальцем у виска. А я не соглашаюсь. Я вообще в этот момент был очень смелым
потому, что шевелился лишь язык, не мозги. В них-то сейчас изгибалась только
одна извилина. И она не давала покоя. Я потребовал с генерала ответа, почему
вот те, я показал кто именно, в наградах. И ты – тоже! А у него, мой палец
уткнулся в широкую грудь, утёсом возвышавшуюся напротив, вот эта штучка, и –
всё! Несправедливо, генерал! Несправедливо!
Он
ещё дольше смотрел на меня, и я тешился надеждой, что взгляд этот уважительный.
В самом деле, имею я право питать иллюзии? Ну, хотя бы пару секунд? Я прожил
эти секунды. Потом ещё сколько-то прожил. Потом начал благодарить судьбу за то,
что живу непозволительно долго…
Генерал
не стал меня убивать. Не знаю уж почему. Вместо этого я услышал притчу об одном
из их парней. И узнал, что такое пироги. Не, не те, которые на стол подают. Пироги. На которых перемещаются. Индивидуальное
средство десантирования с орбиты. Чтобы весь кагал в одной бочке разом не
накрыли. Когда оборона серьёзная, малые десантные корабли прицельным огнём
щёлкаются как орехи. Со всем содержимым. А когда с орбиты валится туча
взбешённых ос, теми же средствами в ней можно проделать лишь маленькие дырочки.
Если заметить успеют. Оставшиеся в живых делают много дырочек в серьёзной
обороне. И не только. Остальным достаётся тоже не слабо – любителей сантиментов
пироги на грунт не доставляют.
Так
вот, существовала одна планета, на которой сошлись большие интересы рас, друг друга
не очень любящих. Причём, мы там были первыми. И первыми основали колонию по
добыче важного сырья. И всё шло хорошо, пока вдруг не выяснилось, что колонии
уже нет. Начисто. А есть хорошо укреплённая группировка противника. Такая вот
завязка притчи.
Потом
разведка выяснила местоположение командных центров обороны, которых на планете и
было-то всего лишь три. Но проблема в том, что ближний космос они держали очень
круто, и в лобовую туда лезть никому не хотелось. Данные отработали
генштабовские стратеги, и план операции был готов к исполнению. В двух
вариантах. По первому и в самом деле предполагалось валить нахрапом, чтобы растоптать
всё в пух. Прах – тоже. Потери при этом рассчитывались где-то на уровне
восьмидесяти процентов личного состава. О технике разговора даже не велось.
По
второму, на острие шёл десант. Три маленьких гражданских корабля, для верности прикрытые
кучей хитрых приспособлений, выходили на орбиту планеты. Синхронно сбрасывали
десант, и ждали сигнала к приземлению. Когда тот отрабатывал, забирали оставшихся
в живых, и уходили в дальний космос. Наземным войскам противника оставалось лишь
двадцать восемь часов, необходимых для подхода основных сил, чтобы сдаться на
милость победителя. А куда им было деваться, при уничтоженной обороне ближнего
космоса?
И
всё получалось изящно.
Пока
я не вылез с вопросом: какого, мол, чёрта армада собиралась ползти так долго?
Мне терпеливо объяснили, что на несколько минут ближе она чётко попадает в зону
мониторинга пространства. В этих условиях оборона противника активизируется, и
встаёт на уши так, что передовые корабли не доберутся и до высокой орбиты. А
про низкую, с которой только и возможно десантирование, разговора в принципе вести
не стоило. И вообще, молчи, и слушай, если элементарных вещей не заешь. Понял?
Я
кивнул. А чего мне оставалось?
План
был действительно изящный. И все отработали потрясающе чётко. Кроме разведки. Когда
группы начали потрошить центры управления, выяснилось, что их не три. То есть
три ближнего космоса, а четвёртый – низких орбит. Именно тех, на которых висели
десантные корабли, вынужденные тут же уйти на орбиты высокие. Вот тогда и
сложилась смешная ситуация.
Группы
отработали. Центры разрушены. Восстановить их противник мог минимум в течение
полутора-двух недель. А явиться на развалины – трёх-четырёх часов. Поэтому десант с грунта нужно было, кровь из носа,
эвакуировать. Но пока действовал четвёртый центр, сделать это невозможно.
И
возникла патовая ситуация, если речь идёт о спасении личного состава. И
нормальная, если – о завоевании планеты, невзирая на потери. Это война, сынок!
Там иногда убивают. И нечего делать возмущённую рожу! Любой солдат –
потенциальный смертник, это надо понимать ещё до того, как наденешь форму! Доступно
объясняю?
Так
вот, ситуация развивалась бы именно по второму сценарию, если б не один парень.
Неизвестно кто подсказал ему идею, но он соорудил связку из трёх пирог. Потому
что если в одной: либо жизнеобеспечение, либо вооружение. Иначе с высокой
орбиты никак. В трёх – всё сразу, и ещё кое-что про запас. Только надёжно управлять
такой связкой практически невозможно. И в нормальных условиях на эту авантюру
никто б не пошёл. А тут – куда деваться? Парня быстро подготовили, попрощались,
зная, что живым не выберется, и дали сброс.
Генерал
посмотрел на меня, на Эргена, показал на свой стакан. Эрген плеснул, тот не
закусывая заглотал, и продолжил рассказ.
Парень
оказался везучим. Проскочил, и даже нормально сел на этот чёртов комплекс. Не
такой уж, кстати, и большой, как потом выяснилось. А что было дальше, не знает
никто. Но комплекс заглох. Корабли тут же ринулись вниз, пока ещё было кого
спасать, и операция завершилась успешно. С минимальными потерями.
Так
вот, гражданский, завершил притчу генерал, за ту операцию наш парень получил
небольшой знак отличия: сердце, зажатое в кулак. И всё. Таких знаков, по
войскам, полутора десятков не наберётся. А тот, кому посчастливилось обрести
его не посмертно, никогда с ним не расстаётся. Потому что выше чести в нашей
среде не существует…
Генерал,
наверное, ещё бы кое-чего рассказал, потому как чувствовалось, есть у него там,
в запасе. Но за его спиной, из небытия явился другой лощёный. Тихо сказал: «Генерал».
И застыл в подобающей позе. Глядя на них я подумал, что притча притчей, не
знаю, насколько правдивая, но картинка сейчас будет умильная. Адъютант натужно потащит
вдрызг пьяного начальника через весь зал. А потом, наверное, ещё и через половину
космопорта.
Но
я ошибся. Вдрызг пьяный поднялся, будто кроме кофе ничего в рот не брал, и
твёрдым шагом направился к выходу. Явно, на автопилоте. Но явно это было только
для людей, находящихся здесь. Проводил я его взглядом до дверей, и повернулся к
Эрге, невозмутимо наблюдавшему процесс отхода. Повернулся с допросом. Нет,
генерал всё складно рассказал. Слишком, чтобы оно было правдой. Наверное, хотел
поднять авторитет друга в моих глазах. Он же не знал, что именно Эрга говорил мне
раньше. Вот пускай и разъясняет, где и что здесь правда, а где – вымысел?
Эрга
просто кивнул – не врёт мол. А подробнее, настаиваю я. Подробнее, говорит? Генерал
тогда был лейтенантом. Командовал одной из групп. Можешь быть уверен, что там происходило,
знает не понаслышке. Чуть в рядовые не попал: хотел пристрелить капитана, который
сомневался, стоит ли, рискуя оставшимися в живых, идти за трупом. Правильно,
вообще-то, сомневался… Он, ведь не десантник – космонавт. Его дело экипаж и
корабль сохранить. А мы, по определению, тупое пушечное мясо. Да не криви ты морду!
Оно есть так, как оно есть. И по-другому, пока стоит мир, не будет.
А
ты, спрашиваю, тоже был с ним? Нет, говорит. Передо мною стояла другая задача.
Но с тех пор второй тост я поднимаю только за Иджика. И так будет всегда, пока
живу на этом свете.
Вот тогда до меня и дошло, наконец, как оно было в реальности! Я долго смотрел на
друга, пытаясь осознать глубину открывшегося факта. А в уме почему-то проигрывал
и проигрывал совершенно дурацкую мысль: «Ну, ничего себе! Сходил за экзотикой!».