Сферический конь в вакууме (Искорка)

ГусаченкоВалентин Васильевич

Сферическийконь в вакууме

      – Два чёрного, три бублика и батон, –парень протянул грузной продавщице пятьдесят копеек.

– Сорок четыре копейки, – пробасилапродавщица.

– И авоську.

– Сорок пять, – щелкнув счетами,добавила тетка.

Толстая рука ловко сцапала монетку,зашуршал клеенчатый передник, звякнуло мелочью о прилавок.

– Спасибо, – задумчиво буркнул парень,взял хлеб и направился к выходу из магазина.

– Сдачу забери, – нехотя остановилатетка парня, – богатей.

– Пфф, пять копеек? Оставьте себе! –небрежно отмахнулся юнец. – Мелочь–то какая. Погоды не сыграет. До свидания!

В чем–то он был прав. Разве что немного.Как и все мы, он претендовал лишь на крошку от всего пирога истины. Земляпродолжала бы все так же крутиться, Солнце – все так же печь и греть. И пареньтак бы и ушел без сдачи, а тетка у прилавка одним ловким движением навернякасмахнула пятак в передник, где он бы вмиг смешался с десятками таких жеброшенных свысока рублей, если бы в диалог не вмешался один любопытный персонаж.

Сухой, хилый старичок, будто клещ,уцепился за рукав:

– Как не рационально, молодой человек,как не рационально, – задорно пропищал дедуля и тут же отрицательно помоталголовой из стороны в сторону.

– И что тут не рационального, дед? –парень ответил старичку со злостью.

– Все в Ваших словах иррационально, –парировал дедуля.

– Ты, дед, часом не математик? – спросилпарень, задержавшись у двери.

– Он самый, – дедуля скромно кивнул.Гордо поднял голову и добавил. – Вы и вправду считаете, юноша, что пять копеек  – таки мелочь?

– Конечно мелочь, – удивился юноша, –плюс-минус единица! Какая кому разница!

– Мне, например.

– Тогда держи вдогонку, – парень ехидно ощерилсяи произнес, – Пи равно трем! А? Съел?

– Простите, что?

– А ничего! Никому ничего! Отцепись,старик!

– Пи равно трем… – задумчиво повторил шепотомдед, глядя на свои часы. Парень, казалось, уже его не интересовал.

Парня, казалось, давно ничего не интересовало.

Ничтоже сумняшеся, грубиян выскочил наулицу.

И в ту же минуту превратился в трехмернуюсферу, свалился с треугольных ступенек вверх и понесся по воздуху. Пространствораспухло, разбухло, без спроса и предупреждения обзавелось парой-тройкой лишнихизмерений.

Пространственных? Временных?

А кто их считал.

–Мамочки, – испуганно проскулил парень инезамедлительно  превратился в тор. Звуквылетел из сквозного отверстия, но распространяться упругими волнами, как онэто делал раньше, не стал. Звук, словно график ошалелой экспоненты, всенарастал и нарастал, грозясь свалиться лавиной децибел на уши бедняги. Пончик сглазами – именно на него сейчас походил шокированный парень – под действиемнеопознанных летающих сил медленно плыл над землей.

Низко-низко.

Трава щекотала  поверхность.

Парень-тор зажмурился. Яркийпульсирующий свет, слепящий и обжигающий, лился отовсюду, атаковал со всехсторон. Тело, как показалось ему на секунду, старалось впитать лучи, поглотить,сожрать их бесконечные косые стрелы, завладеть ими от конца до края.

Тело бил озноб, дышать приходилось черезсилу. Непонятно отчего, но воздух стал густым и липким. Воздух, будто клей,прозрачный и вязкий, забирался в горло по приставной лесенке, щекотал альвеолы,вызывая во всем его торообразном теле болезненные судороги. В голове творилсяневообразимый хаос, рук и ног он совсем не чувствовал. Хотя, откуда ему – дыркеот бублика – знать о руках и ногах.

– Я сплю, – попытался сам себя успокоитьпарень вслух, – это всего лишь дурной, горячечный сон. Проснись! Очнись! Ну же!Давай, безмозглый идиот! Просыпайся!

– Если бы, сударь, – донеслось черезмгновение сверху.

– Кто говорит? – запаниковал парень, стараясьповернуть голову на звук.

Правда, осуществить такой маневр у негополучилось.

«Откуда у тора голова» – спросите вы.

И, правда. Нет ее у него.

Вместо поворота парень едва не вывернулсебя непрерывным образом. Шиворот-навыворот, наизнанку, наоборот.

Почему именно «непрерывным» он не понял,но задумался. Мысль в голове летала, металась, буквы не хотели собираться вслова, слова – в предложения. Но если отмести все лишнее и оставить только ядросей мысленной потуги, то выходило подобное: «Это еще что за мысли в моейголове, а?»

Ответа из головы, однако, непоследовало.

Как вы помните, головы–то нет.

– Я здесь, – вновь заговорил голос. –Настоятельно рекомендую перейти к новым осям, сударь. В вертикальном положениисуществовать приятнее.

– Что со м–м–мной? Где я? – голос парнянадломился.

– Что с тобой? – откликнулся голос. –Ничего такого. Мир как мир. Люди как люди. И, это, – голос помедлил, – меняйоси, давай! Какого лешего ты тут разлегся!

– Знаешь что, – взбеленился парень изавис в вертикальном положении напротив такого же тора, каким являлся и сам. –А не пошел бы ты туда, куда шел?

Как парень поменял оси – осталось тайнойдаже для него самого.

Для нас и подавно.

Времени удивляться не было.

– Вот и славно, – ответил тор напротив,оценив взглядом перевертыша. – Чудной ты. Случилось что?

– Да ты издеваешься, а?  Погляди на меня, глянь на себя в зеркало,бублик! Что с нами стало? Еще секунду назад я был человеком с руками и ногами! Потомбах! И я здесь! – парень-тор оглянулся по сторонам нового чудного мира. –  Мы же не люди, мы – какие–то геометрическиетела!

– Тор – не какое-то геометрическое тело,– злобно цыкнул собеседник, – тор – поверхность вращения, образованная вращением окружности вокругкомпланарной с ней прямой!

– Да хоть вокруг  единорожьего рога!– взорвался парень. – Бублик, тор – без разницы!

– Как это без разницы? – округлив глаза,взвизгнул тор напротив.

– А так! Пи равно трем! – рассерженобросил парень.

– Трем. И что с того? – равнодушноответил собеседник.

Судя по глазам, шутить он не любит.

– Как это трем?

– А так. Один, два, три. Пи равно трем, –собеседник улыбнулся. – Будь Пи равно четырем, мой милый друг, так нашпрекрасный мир был бы иным, совсем-совсем другим!

Парень остолбенел.

Тор по соседству не унимался.

– Да пусть даже три целых и однамиллионная! – радостно воскликнул тор. – Все иначе!

 –Постой, кажется, я начинаю понимать, – с ноткой отчаяния в голосе едва слышнопрохрипел парень…

В носу противно запахло.

Нашатырь.

Превознемогая адскую усталость пареньоткрыл веки. Толстые мускулистые руки продавщицы крепко держали за голову,кусок ватки – размером с подушку, смоченный вонючим раствором, мелькал передглазами. Картинка в голове определенно отставала от картинки реальности.

Тщедушный дедуля придерживал за спину.Крепко, но в то же время бережно и заботливо. Еще несколько мгновений назад оннагрубил этому старику, а сейчас старик гнет спину подле него.

Парню стало стыдно.

И разом все понятно.

Он потерял сознание, выходя из магазина.

В глазах снова потемнело.

– Эй, парень! – дедуля щелкнулкостлявыми пальцами у него перед глазами. – Тошнит?

– Голова кружится, – с трудом связываябуквы в слова, промямлил парень.

 Затем собрал все силу в кулак и добавил:

– Деда, Пи равно трем целым четырнадцатисотым.

– Верно! Три целых четырнадцать сотых. Иэто без хвоста.

– Я знаю. Но и хвост важен. Каждаяцифра. Каждая единичка.

Дед широко улыбнулся:

– Тебя как зовут–то?

– Гриша.

 Минуту спустя, когда парень уже сидел вмагазине, а перепугавшаяся продавщица, зарядившись валерианой, расколачиваларафинад в стакане чая столовой ложкой, старик достал из кармана крохотную сушку.Внимательно на неё посмотрел и вручил парню.

– Жуй. Она хоть и крохотная, но для тебясейчас – лекарство.