НАВЕСТИ МЕНЯ, СЫНОК

НАВЕСТИ МЕНЯ, СЫНОК

Красота-а! Домани-ко-го-о! Отец у Егора Грановского полгода, как умер от рака, а мама вчералегла в больницу подлечить желудок. Ну, и нервы, понятно, тоже в расстройстве;заодно, уж и их. Так что после школы можно творить всякие доступные инедоступные безобразия. И это клёво! А поесть ему, кажется, бабушка принесла.Она бывший повар и считает, что накормить человека до отвала, даже если он неочень хочет, самое главное её предназначение в жизни.

Егор заглянул накухню. Так и есть. На столе контейнеры с едой. Ништяк! Не помыв руки, Егорраспечатал контейнеры. У-у, то, что он любит: мясной салат, борщ, картофельноепюре, котлеты! Молодец, бабушка!

Он включил телевизор,выбрал себе для присмотра какую-то фантастику вперемешку с боевиком и ужастикоми сунул в рот первую ложку борща.

Резко запиликалтелефонный звонок. Егор скривился: кто там ещё не вовремя? И, недовольный,пошлёпал в гостиную. Упал в кресло и взял одновременно пульт телевизора ителефонную трубку. Щёлкая кнопками пульта, умирающим голосом протянул:

– Алё-о?

– Егор, сыночек,здравствуй…

Хм… мамин голосзвучал как-то слабо. Уж она-то не притворяется.

– Привет, мам.

– Что делаешь?

– Ем.

– А что ешь?

– Бабушка принеслакучу всего в контейнерах, вот и ем.

– Ну, и хорошо… Вшколе как?

– Да ничего, мам,нормально всё в школе, – буркнул Егор.

Хотя шибко нормальноне было: по алгебре ему сегодня вкатили пару. Он увлёкся тем, что бурлило,квакало и шипело на экране, и с трудом слушал маму. А мама спрашивала:

– Егор, ты потомуроки поучи, ладно?

– Ладно, ладно.

– Много задали?

– Ну… ничего себе.Как обычно, в общем.

Мама помолчала.

– Я по тебе таксильно соскучилась, – сказала она дрогнувшим голосом. – Ты, как уроки сделаешь,навести меня, ладно? У меня палата двести сороковая. Запомнил?

– Запомнил, – кислобуркнул Егор.

– У нас посетителейпускают с пяти до восьми. Ты, если какой предмет не сделаешь, всё ж приди нанесколько минут, ладно?

– Да ладно, ладно.

От дома до больницыпути – школьный стадион перейти и дорогу. Только вот и такое короткоерасстояние лень идти.

– Ну, не теряйвремени, солнышко моё, – сказала мама. – Темнеет-то в декабре быстро...

«Солнышко! – обиделсяЕгор. – Какое я тебе «солнышко»! Мне тринадцать лет уже! Я крутой пацан воще!».

– Я тебя буду ждать.Ты меня сразу увидишь: я у окошка буду стоять.

«Стой, скольковлезет, – подумал раздражённо Егор. – Мне-то что? Мне, кстати, некогда,  вообще-то».

– С Богом, Егорушка,– попрощалась мама.

Голос её повеселел.

– Ага. Пока.

Егор бросил трубку ивернулся на кухню доедать и пялиться в телевизор. Через час после обедазакончилась американская киносолянка, на других каналах ничего такого непоказывали, и Егор перебрался за компьютер. Поиграл до очередного звонка. Хотелпоныть, но оказалось – не мама, а друган Сашка Купчик. Слово за междометье – и,плюнув на уроки, Егор рванул на улицу.

Купчик и их третийкореш Нерон Клейменов (во родаки учудили!) добыли пиво и сигареты. В парке онизабрались в деревянную беседку и предались удовольствию попивать и покуривать.Клёвое удовольствие! Потому что запрещённое. Там они сидели до пяти часов, покане стемнело и не зажглись фонари. Посыпался густой снег. Егор было засмотрелсяна красоту, а потом встряхнулся: чего это он расклеился? Не заметили бы, а тозасмеют: девчонка, что ли, снегом любоваться?!

Его мама МарияДаниловна – маленького роста, черноволосая обаятельная и терпеливая женщина,после звонка сыну ожила. Соседка по палате, Нина Кубик, заметила, улыбаясь:

– Ты, Марусь,светишься вся! Воскресла! Боль отступила, что ли?

Мария Даниловна отмахнулась:

– Нет, не отступила.Просто сын обещал придти.

– Придёт, надеешься?– скептически спросила Нина.

– Придёт, он обещал!– подтвердила Мария Даниловна. – Уроки сделает и придёт. Я по нему таксоскучилась!

Зашёл лечащий врач,увидел улыбающуюся Грановскую, сам расплылся в довольной улыбке.

– Ого! Наша НесмеянаДанилна радостью заискрилась! Очень хорошо, очень! Нина Вадимовна, вы как?

– Болит пока, МихаилЕвдокимович, – пожаловалась та.

– Ничего, ничего, –ободрил врач густым голосом, – поболит ещё, потом пройдёт. Чего ж вы хотели стаким питанием? Проще надо есть, проще! И меньше. А вы, как, Мария Даниловна?Тоже болит?

– Нет, нет, мнегораздо легче стало, – поспешно ответила Грановская.

– Это потому, что сынк ней придёт. Вроде как навестить, – выдала чужой секрет Нина Кубик.

– Да-а? Хорошее дело,– одобрил Михаил Евдокимович. – Очень выздоровлению способствует… Так, милыедамы. Я сегодня дежурный врач, так что загляну, и не надейтесь тут спрятатьсяпод кроватями!

Женщины хихикнула.Михаил Евдокимович глянул на третью кровать.

– А где Фарида? –строго спросил он. – Удрала опять?

Нина Вадимовнапискнула:

– У ней же ведьсестра двоюродная из деревни погостить приехала…

– Да хоть президентТатарстана! – озлился Михаил Евдокимович. – Нарушение питания! Нарушениелечения! Ну, я ей покажу!

– Да ничего, МихаилЕвдокимович! – заступилась Мария Даниловна. – Она и таблетки все взяла, и уколыей дочь поставит, она у неё медучилище заканчивает весной. Всё обойдётся. А ей– радость. Радость здоровье прибавляет. Сами говорили.

Михаил Евдокимовичостыл и вздохнул.

– Вечная вы чья-тозащитница и просительница… Ладно, забудем. До свиданья, дамы.

Он элегантнопоклонился и закрыл за собой дверь. Нина Вадимовна рассмеялась:

– Надо же, как он… Икак вы с ним… Раз – и он готов маслом таять…

– Нин, да вы что…просто сказала правду, – засмущалась Мария Даниловна и встала у окна,облокотившись о подоконник.

– Ждать собрались? –понимающе спросила Нина Вадимовна.

– Да, подожду.

Нина Кубик прилеглапоспать, а Мария Даниловна стояла у окна, дожидаясь сына. Принесли полдникоколо четырёх часов. Мария Даниловна жевала сухое печенье, запивала сладкимчаем, всё так же стоя у окна.

Соседка её послеполдника легла на кровать с книжкой. Мария Даниловна поспешно унесла грязныестаканы и вернулась к окну, пренебрегши толстой книгой Нагибина, что лежала натумбочке в ожидании прочтения. Она смотрела, как проявились первые посетители,вглядывалась то в одну сторону, то в другую, не идёт ли Егор. Позвали на ужин,но Мария Даниловна отмахнулась: она совершенно не могла есть. И потом: вдруг,пока она сидит в столовой, придёт Егорка? Придёт, не найдёт её и уйдёт. С негостанется. Он терпеть и ждать не приучен…

И поэтому мама стоялау окна и никуда не уходила, всматриваясь в сгущающуюся темень.

Нина Вадимовна иногдапоглядывала на неё, пыталась развлечь разговором, но Мария Даниловна отвечалабез готовности, односложно, и соседка от неё отстала, повздыхав.

Шесть часов…полседьмого… семь… Позвонить, может? Она сходила к телефону-автомату, набраланомер. Долго слушала безответные гудки. Всполошилась: раз дома нету, значит,идёт! Идёт к ней!

Брякнула трубку,поспешила к окну. Мимоходом спросила у Нины:

– Звал?

Та отрицательнокачнула головой:

– Ни звука.

Открылась дверь впалату, и мама вспыхнула от радости: Егорушка её родной!

– Привет, Нин.Здрасти, – поздоровался худенький невысокий мужчина с набитой авоськой в руке, и Мария Даниловна сникла.

– Здравствуйте, –сказала она и попыталась улыбнуться. – Холодно на улице?

– Ничего, терпимо:зима ж.

– Да, зима…

И она поспешноотвернулась к окну ждать сына.

Ушёл без пяти восемьсупруг Нины, выскочили из входных дверей последние посетители… а Егор так и непоявился. Мария Даниловна не смогла удержать слёз. Сходила в туалет, умылась,просморкалась, вытерла насухо постаревшее унылое лицо. В палате хотела почитатьНагибина, но не понимала ни строчки.

… Егор Грановский,покурив и выпив банку пива, пошлялся с Нероном Клейменовым и Сашкой Купчиком потёмным дворам, шугая возвращающихся с кружков и секций примерных младшеклашек исреднеклашек – не старше себя, понятное дело. Расстался с корешами после девятивечера и добрёл до дома.

Темно в квартире.Пусто. Мать-то в больнице. А отец в могиле. В конце мая похоронили его. Родителиего папы живут в деревне в трёхстах километрах от города. Три тётки и двоедядьёв тоже далеко. И обратиться-то не к кому. А корешам на что он сдался? Иодноклассникам. И учителям… У него же мать небогатая, с чего ему на вниманиерассчитывать? Бабушка сильно болеет, и спит уже. Умаялась, пока готовила внукуобед. Да и чего ей звонить? О чём говорить? О школе и секции?

Егор перекусил и селза уроки. Ни один предмет не лез в голову. Что-то с усилием накарябав в  тетрадях, он устные вообще не стал читать.Собрал рюкзак, зевая, и лёг. А лёг – и ударило его будто, и сон умчалсявосвояси, будто и не приставал к нему минуту назад.

Мама просила к ней вбольницу зайти! Он глянул на часы. Одиннадцать! Йёх! Он схватил сотовый,уверенный, что нём куча пропущенных звонков, однако экран был пуст!

Егор осторожноположил телефон на стол и уставился в окно, на больницу, которая светиласьредкими окнами буквально через школьный стадион и дорогу. Встал. Прилип кстеклу. Которое окно – мамино? Нет, оно с внутренней стороны. Спит мама уже,наверное. Ждала, ждала… Не дождалась и спит.

Ну, ничего, завтраЕгор к ней после школы забежит. Подумаешь!.. А теперь – спать. А то, вдовершенье бед, он проспит и опоздает в школу. А тут ещё уроки недоучены!

Но чем старательнееЕгор зажмуривал глаза и старался уснуть, тем бодрее себя чувствовал. Что ж этотакое?! Бессонница, как у старика какого!

Проезжавшая машинадостала светом фар икону Пресвятой Богородицы, которую мама после смерти папыповесила на восточной стене. Как Она смотрит… Как настоящая… Мама говорит, чтоОна и есть Самая Настоящая.

Машина проехала, Ликушёл в тень, но любящий взор Прекрасной Женщины на иконе горел перед Егором,как живой. Колом в горле встали пиво и сигареты. Фу, мерзость.

Как всё это странно…

Егор решительносбросил с себя одеяло.

… Марии Даниловне неспалось. Она слушала, как посапывает по соседству Нина Кубик, и смотрела вчёрное окно, до которого едва доставал свет уличного фонаря. Неожиданно еёкольнуло в грудь, и она поднялась с кровати и подошла на цыпочках к окну.Привычно оглядела пустынный двор и… ахнула: внизу под фонарём стоялазапорошенная снегом маленькая фигурка.

– Егорушка! –прошептала она и прижалась к холодной прозрачности окна.

Парнишка увидел белыйсилуэт и с виноватым видом замахал рукой. Он что-то быстро  и горячо говорил, но она не слышала. Неслышала, но понимала, и кивала ему, прощая и соглашаясь. Он снова помахал ей, иона, заметив его голые пальцы, распереживалась, что он замёрзнет… Егор угадалеё заботу и тут же напялил перчатки. Мама улыбнулась.

– Спасибо, чтонавестил, сыночек, – прошептала она, и Егор вдруг, как в раннем детстве, послалей волшебный воздушный поцелуй.