Эхо памяти (Невечерний свет)

Говорят, на Уралене было войны, немцы не дошли.

Только помню я, какв детстве мы с братом и другом лазалипо узкой траншее рядом со школой, и какдруг, когда мы скрылись яме от шпионящихвзглядов, поведал страшную тайну.Оказывается, годом ранее здесь нашлипару ржавых гильз и мятую каску созвездой, а во время войны в этих окопахсидели наши и отстреливались, допоследнего защищая школу. Рассказ звучалстрашно, а потому убедительно. Настоящаяже история окопа раскрылась несколькопозже, и она была куда прозаичнее. Рядомсо школой в свое время работаливодопроводчики, которые выкопали старыетрубы, а ров по своей безалаберности незасыпали, вот и вышел солдатский окоп!Конечно, и снарядов и касок здесь никогдане было — все дорисовало детскоевоображение…

У взрослых воображенияне меньше. В другой части города вокругпарка и садов широко раскинулся больничныйкомплекс. В начал «девяностых» — вочередную разрушительную для всейстраны эпоху — здесь все-таки смогливозвести новый хирургический корпус.Старая аварийная «сталинка» быстроопустела и затихла. Другого примененияей не нашли, а разобрать, видно, духу нехватило, и здание до недавних пор так истояло, выгнивая изнутри, осыпаясь,придавая мрачный вид округе. Каждыйраз, проходя мимо этого, потерянногодля города уголка, я подолгу вглядывалсясквозь резные прутья забора, и воображениерождало одновременно яркие и, в то жевремя, печальные картины. Очень уж зданиепоходило на военный госпиталь, пережившийвражескую бомбежку, принявший сотнипуль мессеров, которые рассекли егооранжевое тело, обвалили крышу, блокикирпичных стен, обрушили колонны иперила дворовых беседок. Иногда,вглядываясь в каменный скелет, вслушиваясьв скрип ржавых листов железа на ветру,представлялись люди в белых халатах,костыли и коляски, потертые шинели извуки «Утомленного солнца».

Где пропадаликиношники, что снимают фильмы про войну?Здесь им не потребовалось бы никакихмакетов и бутафории, все живо, красочнои натурально!

Теперь этого зданиянет, снесли таки...

Вообще город запоследние годы сильно изменился, неузнать. Не осталось в нем практическиничего родного, детского, доперестроечного.Советские фасады перелицованы,перекрашены, обтянуты пластиком, стекломи металлом, всюду пестреют рекламы,выкрикивая фразы на ломанномрусско-английском. Пожалуй, одним изнемногих островков прежней городскойдуши оставалась до недавних пор скромнаяаллея в квартале двухэтажек. Онагармонично произрастала из глубинпрошлого в современность, дружелюбновзирая на всяк в нее входящего. Огромныетополя тянулись величавыми колоннамивдоль дорожек, смыкались кронами, образуяпод небесами округлые арки подобносредневековым храмам. Пройдешь подсводами — сил наберешься!

Но оказалось,тополиный пух вреден аллергикам, атополя быстро стареют, и ветры ломаютих ветви, угрожая головам горожан. Всюдуначалась декронация, завизжали пилы,срезая верхи деревьев, оставляя толькочасть ствола: мол, из этих дубин отрастутмаленькие ветки, которые не на кого неупадут, а зелени от них хватит.

Добрались и доаллеи.

На днях к нам вгости заглянула бабушка. Она уже с пороганачала печально охать и ахать.

— Видели, —жаловалась она, — что сделали с рощицей-то!Попилили всю!.. Ровнехонько так… Идешьтеперь, а вокруг эти столбы — словновиселицы немецкие...