Рубрикатор заявок на публикацию в журналы

Голубка дряхлая моя (Невечерний свет)

                                                «Голубкадряхлая моя»

                             (Письмо сотрудника полиции в «Литературную газету»)

 

      «Стою на кассе в магазине «Виллбилл». Пропустил двух парней содной бутылкой пива и «сникерсом». Пропустил грузина. Он сказал, что его мамесрочно нужна дыня, она день как из Тбилиси и ей всё в Москве не нравится. И емутоже Москва не нравится, хотя он живёт здесь уже четверть века. Начиналшабашником, теперь таксует и держит на рынке маленькое ателье. В ателье работаеттроюродная сестра с дочерью. Они могут мне дёшево, почти даром, укоротитьджинсы, а жене из старой шубы сделать новую. Как они превращают старое в новое,я так и не узнал – подошло мое время выкладывать покупки на ленту. К тому жегрузин, обещавший познакомить меня со своими сородичами-портнихами,расплатившись за дыню, быстро убежал, не договорив и не оставив никакихконтактов.

     Выложил молоко, сметану, торт, взялся было за пакет с луком итут рядом появляется бабка. Одета бедно: платок, плащ советского кроя, из-подплаща виден край чёрной юбки, на ногах ботинки неопределённого цвета, ближе кбежевому.

— Как вы думаете, — спрашивает она, — агде очередь короче – здесь или к соседней кассе?                                                                      

     Я предлагаю ей встать передо мной.

— А как же вы? Не спешите?

— Да, — говорю, -не спешу, — и забираюпродукты с ленты.

     У бабки покупок немного: сушки и двапакета крупы. Товары лежат не в корзине, а в её личной сумке из черной плотнойткани. Продавщица знает эту покупательницу, и сама достаёт из её сумкиневкусные продукты.

— С вас сто сорок семь рублей пятьдесяткопеек, — говорит она после того, как выскакивает чек.

     Наклейки (если собрать тридцать наклеек –дадут сковородку или кастрюлю, и одна наклейка равняется 199 рублям) бабуле непредлагают: она не поймёт, и сумма маловата, и вообще, какие акции, есличеловек с этим миром почти утратил связь и держится здесь только телесно, душойдавно уже соединившись с Богом и его святыми.

— Простите, — робко мямлит старушка, — выучли мою социальную карту? Мне же по ней положены скидки на некоторые продукты.

— Учли. Вот, смотрите, — кассир говоритбыстро, но без нервов, — здесь в углу чека напечатано: «Скидка 3 % посоциальной карте».

— А я ведь не показывала вам социальнуюкарту.

— Но вы приходите к нам, наверное, ужелет пять, я вас прекрасно помню и всегда делаю скидку.

— Спасибо, спасибо, извините, чтозадерживаю. И вы, молодой человек, извините, дай Бог вам здоровья.

     В ответ я тоже поблагодарил, пожелал не болетьи опять стал перекладывать свои коробки, мешочки, упаковки из тележки на ленту.

-Чего так долго? – запыхтела жена,когда я, наконец, ввалился домой с двумя битком набитыми пакетами.

— Чего долго-то? Нормально! В пробкестоял.

— Дыхни.

— С ума сошла – я же за рулём, какойвыпивать?!                                                                 

— Давай разгружайся быстрее. Надо ещё вмебельный съездить, на рынок за овощами, к Вике и ребят от свекрови забрать.

 

     Танька у меня зверь, работает старшеймедсестрой в поликлинике, занимается детьми, домом, на даче пашет за троих,готовит классно, особенно гуляш и закрутки из баклажанов с помидорами, менядрессирует по полной, ну и любит конечно. Ворчит, мучает, толкается, а когдапропорол ногу в гараже – неделю не отходила, всю больницу на уши поставила,завотделением каждый день лично на перевязках присутствовал. Потом домавыхаживала, кормила на убой, бинтовала, мази прикладывала, антибиотики колола,короче, больница после выписки продолжалась ещё месяц, вплоть до полногозаживления. Разговаривает грубо, кто её не знает, думает, что хамит. Ничегоподобного! Хамства я от неё за последние семнадцать лет ни разу не слышал – матслышал, тряпкой по морде получал (за пьянку, сам виноват), но хамства не было. Другиебабы своего и козлом назовут, и дураком, и тварью, а моя только по имени ко мнеобращается или, если доведу, может крикнуть: «Филин ты пучеглазый, ясно?!».Филин — птица нормальная, поэтому претензий к Тане не имею.

     Вечером, когда легли, рассказал ей пробабку из магазина – зацепила старушка своей бедностью, вежливостью, как в глазасмотрела, как сдачу в старый кошелёк прятала, как пошла еле-еле. Танька –сердце золотое! – даже всплакнула и наругалась:

— Филин, что же ты её не подвёз, мясцане купил, творогом не угостил, конфетами? Удивительный вы народ, мужики:пожалеете, а сделать ничего не сделаете. Смотри, — предупредила она, — если ещёраз увидишь, во-первых, узнай, как зовут и где живет, во-вторых, купи ейчто-нибудь… Хотя, нет, не покупай, она всё равно откажется, просто познакомьсяи спроси, как здоровье, может, с лекарствами надо помочь. Скажи, что у тебяжена – медсестра, понял?

     Не понять мою Татьяну невозможно, задвадцать лет работы она привыкла объясняться с людьми и привыкла, что ейподчиняются. А как же по-другому: медик, мать троих детей и жена сотрудникаполиции! Тут хочешь, не хочешь, а закалишься, иначе коллектив не будет уважатьи в семье начнутся безобразия. Так-то!                                                                                                                          

                                                                   

     О себе много не скажу – нельзя, но короткопоясню: основной моей обязанностью является огневая подготовка сотрудниковполиции. Я обучаю правильному обращению с различными видами огнестрельногооружия, стрельбе в дневное и ночное время суток, по статичной линии, подвижущимся целям, объясняю, как летит пуля, что такое выстрел, из чего состоитпистолет, автомат, какими они были раньше и какие появились недавно, ну, многовсего говорю и показываю. Меня ценят, уважают, доходы соответствующие, естьвозможность дополнительного заработка, например, работа с иностранцами,консультации частных охранных структур, имеющих лицензию на использованиеогнестрельного оружия, даже охотники ко мне обращаются и я, убедившись вналичии всех документов, никогда не отказываю. Это на службе.  А дома я — муж и отец: хожу-езжу помагазинам, ремонт раз в три года делаю, детьми занимаюсь, соседей воспитываю,если быдлят. На даче только баня, шашлыки и что-нибудь подправить, починить,укрепить, наладить; земля – это не моё, к пахоте в любом виде отношения неимею, принцип!

     Осень люблю – не жарко и солнца мало.Одеваюсь всегда легко, тёплой куртке предпочитаю хороший климат-контроль.Память профессиональная, то есть всё, что связано с работой и техникойзапоминаю на раз и потом не забываю, а в супермаркете без списка обойтись немогу. Татьяна пишет разборчиво и очень много. Если бы в «Виллбилле» не былотаких больших тележек, то пришлось бы по два раза отовариваться и разгружаться.

     Технологии сейчас другие, не как раньше.Например, набираешь яблок одного сорта, кладешь на весы, нажимаешь на кнопку иполучаешь ценник с указанием стоимости, массы и названия продукта. Некоторыехитрят: возьмут сначала две-три морковины или тех же яблок, взвесят, а потомнабьют пакет целиком и несут на кассу – вдруг кассир не заметит и не заставитперевешивать. Редко удаётся провернуть такую комбинацию, чаще всего аферисту приходитсякраснеть и платить полностью за весь пакет.

— Молодой человек, — эта была та самаябабушка, которой я уступил очередь недели три-четыре назад, — хочу вот, купитькартошки, а не пойму, как взвесить. Будьте любезны, подскажите.  

      Не стал я ей ничего объяснять, самнабрал, сам взвесил, добавил ещё в её корзинку творог, молоко, кусок телятины ипакет шоколадных конфет, пошёл на кассу, оплатил, отдал ей и предложил подвезтидо дома…

     Честное слово, так стыдно не было сошколы. Там в туалете текла труба, я упал в лужу, сидел на уроках мокрым,  ребята отпускали на мой счет шуточки икарикатуры рисовали с обидными подписями. Старушка, когда я переложил всю этуеду в её сумку, выпрямилась, лицо сделала строгое, даже подбородок у неё затряссяи начала меня отчитывать: «Вы», — говорит, — помогли мне. Но я просила толькооб одном, зачем эти продукты? Кому вы их купили? Вы считаете меня нищенкой?«Нет, — отвечаю, — не считаю». – «Тогда, пожалуйста, заберите лишнее, оставьтекартошку и вот пятьдесят четыре рубля, которые я должна вам за неё».

    Люди смотрят, кассиры оглядываются, охранникулыбается – очень неприятно, очень обидно и даже глупо. Рассказал ситуациюТатьяне как есть. Она спокойно выслушала, достала лист бумаги, ручку, калькулятори начала что-то подсчитывать. Я сидел рядом минут тридцать, молчал, ждал, покаона сама объяснит цифры и вынесет, говоря юридическим языком, вердикт.

— Вот что получается, — жена показалабольшую таблицу. – Средняя пенсия по Москве для неработающих пенсионеровсоставляет двенадцать тысяч рублей. Сразу делим эту сумму на три большие части.Первая часть – коммуналка, вторая часть – питание, третья часть – лекарства,хозтовары, одежда. Допустим, у неё двухкомнатная квартира, значит, квитанция совсеми вычетами ей придёт тысячи на три-четыре, если стоят счётчики. Добавимсюда электричество – рублей двести-триста. Телефоном она вряд ли пользуется.Воду тоже зря лить не будет. Холодильник наверняка отключён.

— Как так? – удивился я.

— Потом объясню. В общем, оставляем накоммуналку четыре тысячи. Это максимум, может быть меньше в два раза, если онаветеран, бывший узник, инвалид – там целая куча категорий.

     Остается ещё восемь тысяч. Чем онапитается? Картошка, гречка, пшёнка, перловка, то есть любые дешёвые крупы.Соль, сахар – их хватает надолго. Ну, купит она себе хлеба, масларастительного, молока. Раз в месяц – большую курицу, так только с одной курицыбудешь неделю сыт.                                                                         

      Танька совершала переворот в моёмсознании: «Одна курица в неделю – зачем тогда у нас морозилка под завязкунабита мясом?»

— Добавь сюда сушки-баранки-печенье,самые дешёвые овощи, сезонные фрукты. На всё про всё – пять тысяч, не больше.Тысячу кладём на «книжку», две тысячи оставляем на лекарства, мыло,какую-нибудь кофточку или бельё.

     Таня чуть призадумалась и продолжила:

— Раз она ходит, значит, особо неболеет. Максимум, купит валидол, анальгин, капотен от давления. Допустим, у неёгорчит во рту – попросит аллахол… Лёш, да пенсионеры не так уж и плохо живут!Транспорт для них бесплатный, в поликлинике принимают по ОМС, «скорая»приезжает, в больницу кладут. А сколько благотворительных фондов и организаций,сколько просто желающих помочь.

     Я знаю, при каждой церкви есть волонтёры,которые ухаживают за одинокими и больными. А если она не одинока? А есликомнату сдает или с ней заключен договор пожизненной ренты? Нет, пенсионеромбыть не плохо: сиди, телевизор смотри, гуляй в хорошую погоду, а денежкикапают. Поэтому она тебя и шуганула: гордая и не нуждается.

— Ты же сама сказала, что надо еенакормить.

— Ой, Лёш, ты меня не слушай,настроение было такое. Ляпнула с дуру, а ты уши развесил. Бог с ней с этойбабкой, тебе за младшей в школу пора.

— Ну да, — согласился я,- пора.

     Оделся, взял ключи и поехал. Еду и такгрустно мне, так противно. «Зачем же,- думаю,- мы тогда по сотне в месяцвыкидываем, если жить можно на десять тысяч? И почему глаза у той старушкитакие грустные? Почему ее задела моя милостыня? Если бы она хорошо жила, то непостеснялась бы взять кусок мяса и пакет конфет. И плащ бы у нее был не такойзатасканный. А то ходит по отделам и в пол смотрит. Почему? Да чтобы не видетьвсего этого богатства, которое мы и за богатство-то не считаем. А какодеваемся, а где отдыхаем, а на чем ездим? И при этом думаем, как бы ещезаработать, чтобы ещё купить, да побольше, да  подороже. Легко соглашаться с чужой бедностью и оправдыватьсвой достаток, мол де, нам по-другому нельзя, а другим по-нашему жить не кчему. Эх, Танюха, зажрались мы и не хотим останавливаться. Да, не хотим…».                                                                      

      Ни с кем больше не советуясь, насвой, как говорится, страх и риск, решил я заняться этой бабулей. Пошел за нейи узнал, где она живет. В подъезд, конечно, не полез, а внизу у старухпоинтересовался, дескать не подскажите из какой квартиры такая-то женщина, счерной сумкой, в серой шапке, в коричневом плаще доперестроечного кроя? Потом вотделение пообщался с участковым. Юрка информацию собрал быстро. Оказалось, чтозовут мою «знакомую» Виноградовой Ларисой Дмитриевной. Она коренная москвичка,родилась в 1932 году. Всю жизнь проработала в интернате для умственно отсталыхдетей в должности старшего воспитателя. Муж её умер десять лет назад, примернотогда же единственный сын женился и уехал на «ПМЖ» в Болгарию и больше никогдане появлялся. Года три тому назад к ней стали наведываться уголовники, такназываемые, черные риелторы. После второго визита Юрка провёл с ними беседу иЛарису Дмитриевну оставили в покое. Состояние здоровья у нее не плохое,характер замкнутый, домашних животных не держит, соседей не заливает,  телевизор смотрит тихо.

— А как думаешь, не голодает,укладывается в пенсию? – поинтересовался я напоследок.

     Юра подымил сигареткой, пошуршал бумагами,написал эсэмэску и сказал:

— Не голодает. Нормально живет. У неельготы хорошие и волонтеры заглядывают.

— Из церкви?

— Нет, как раньше говорили, идейные.Смешно звучит, но ребята реально комсомольцы.

— И что они у нее делают?

— Леш, не знаю. Несколько раз в годприходят, а что делают – не знаю, правда. Зачем тебе? Старушка понравилась?

     Лицо, наверное, у меня стало такое, чтоЮрка тут же извинился, типа, шутканул неудачно, но и вопросы с моей сторонытоже очень странные.

— Ничего, — поясняю, — не странные.Встретился с ней в магазине, вижу, человек пожилой, каждая копейка на счету,хотел продуктами помочь, по квартире, если там какой ремонт или техникапосыпалась, а она, считай, послала меня подальше и обиделась.

— Коренная москвичка послала?

— Не прямо, очень интеллигентно, носуть та же. Ладно, разберусь.

— Жене привет.                                                                   

     «Разберусь» — моя фирменная присказка.Каждый раз, когда я попадаю в трудное положение, то для самоуспокоения япроизношу эту мантру и ситуация проясняется.

     С Ларисой Дмитриевной «разобраться» неполучилось. Она меня запомнила и больше не подходила. Сделал ей денежныйперевод, благо у меня были паспортные данные. Перевод вернули, сказали, клиентотказался забирать деньги. Подходил к двери, звонил, просил выслушать. Она одинраз открыла, постояла пять минут, пока я мычал про гражданский долг, а потомпопросила больше не беспокоить, так как она ни в чём не нуждается.

     Да, Юрка похоже прав. Действительно, ктонуждается, тот не просит, а кто просит, тот не нуждается. И верно, что Бог всехпомнит, всех знает, всех любит и никого не бросает на произвол судьбы. Молодойпарень, а такой начитанный, знает людей,  знает жизнь.

                                                             

     Через несколько лет мы переехали в другойрайон. Напоследок решил заглянуть к Ларисе Дмитриевне, просто убедиться, что сней всё в порядке. Поднялся на четвёртый этаж, потоптался перед её дверью,собрался уходить, и вдруг дверь открылась. В коридоре света не было, свет былтолько в комнатах, но слабый, осенний.

— Лариса Дмитриевна, — громко позвал яхозяйку.

     Тишина.

— Лариса Дмитриевна, почему у вас дверьоткрыта?

     Молчание.

— Слушайте, я сотрудник полиции и немогу допустить, чтобы вас обворовали. Отзовитесь пожалуйста.

     Лариса Дмитриевна не отзывалась.  Её не было в квартире. Как только я этопонял, то сразу же пошёл к выходу. Задержала меня тоска. Знаете, такая тоскапоявляется в церкви, в больницах, на кладбище. Не простая она – тяжёлая, в нейесть страх, грусть, предчувствие, боль. Да и квартира располагала. Обои старые,потёртые, в некоторых местах через потёртости видны советские газеты: «Труд»,«Правда», «Известия». Паркет стёрт до черноты. Дорожки, когда-то пёстрые, сталиоднотонными, похожими на половые тряпки, какими раньше в общественных местахмыли пол. В комнатах – спальне и гостиной – полинявшие ковры. Мебельстандартная, лак на корпусах и фасадах давным –                                                                       

давно полопался. В гостиной – диван,стол, кресло, два стула с высокими спинками и стенка, представлявшая из себя побольшей части книжные полки и шкафы, забитые классикой и альбомами поискусству. На столе – клеёнчатая скатерть, на скатерти конфетница без конфет инесколько номеров «Метро».

     В спальной комнате – панцирная кровать,заправленная тёмным покрывалом, горка подушек, сверху на подушках вязанныесалфетки. Рядом с кроватью – журнальный столик. На нём очки, открытый «валидол»без одной таблетки, облупленный механический будильник «Слава». В углу гардеробочень грубой работы, зато не из «дсп», а деревянный. В другом углу телевизор «Sony»примерно девяносто пятого года выпуска. На кухне запомнилась эмалированнаямойка – сплошная ржавчина, тюлевые занавески, потемневшие от времени, искладной обеденный стол. Под столом стояли табуретки, количество не отложилось.В туалете, в ванной и на кухне сантехнику не меняли лет тридцать, но трубыпластиковые. Окна, между прочим, тоже. Правильно, дом капитально ремонтировалии за работу с жильцов ничего не брали. Из какого-то крана (точно не назову изкакого) капала вода. Признаков беспорядка, вызванного борьбой нигде не было,ровно, как и не было признаков кражи. Да, самое главное, почему я ещё задержался– запах! Запах пустоты, одиночества, смерти. Такой запах я однажды почувствовалв музее и запомнил на всю жизнь. Так пахнет только там,где больше ничего не происходит.

     Позвонил участковому Юрию СтепановичуКолонкову на мобильный. Колонков сообщил мне о смерти гражданки ВиноградовойЛарисы Дмитриевны, скончавшейся 22 октября 2015 года по причине остановкисердца.

     После разговора с Юрием Степановичем (сЮркой, если без официоза) на ум пришла строка из стихотворения Пушкина, котораяи стала заглавием моего письма-рассказа.

     Письмо написал из желания оставить хотькакую-нибудь память о человеке. Пусть я не был с ним знаком, но от встречиостался след, возникли чувства и чувства потребовали выхода.

     Кстати, обратил внимание, что в квартиребыло большое количество картин неизвестных мне художников. Позже из разговоровс соседями узнал, что Лариса Дмитриевна написала их сама ещё при жизни мужа.Узнал, что последние десять лет жизни она провела практически одна. Из еёповседневных занятий соседям были известны немногие: готовила, убиралась,читала. В церковь не ходила, от панихиды отказалась,                                                                         

просила в завещании подвергнуть телокремации, для чего оставила определенную денежную сумму. Где находится урна спрахом, выяснить не удалось.

     Больше мне сказать нечего. И предыдущиестраницы было бы неплохо сократить или, по крайней мере, придать им болееофициальный вид.

Р.S.Виноградова Л.Д. умерла ровно за неделю до нашего переезда, а дверь оставилиоткрытой сотрудники ДЭЗа. Перед моим появлением они проводили осмотр квартирыдля составления акта о состоянии жилого помещения, были вызваны срочно в офис ивторопях забыли ключи. Ключи лежали на тумбочке в коридоре и на одном из колецболтался брелок «олимпийский мишка», такой же потертый и бесцветный, как и всёостальное вокруг».

                                                                                                                    2015 год

RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...