Урок 68. Поэт Николай Клюев

Поэтическая группа №6 "Путь в неведомое"

Урок 68. Поэт Николай Клюев
Урок 68. Поэт Николай Клюев



Среди поэтов Серебряного века Николай Клюев выделяется яркой религиозной и художественной образностью и народной певучестью стиха.

Первый поэтический сборник «Сосен перезвон» вышел в свет в 1911 году.

Творчество Клюева было с большим интересом воспринято русскими модернистами, о нём как о «провозвестнике народной культуры» высказывались Александр Блок (в переписке с ним в 1907 году; Блок оказал большое личное и творческое влияние на Клюева), Валерий Брюсов и Николай Гумилев.

Николая Клюева связывали сложные отношения (временами дружеские, временами напряжённые) с Сергеем Есениным, который считал его своим учителем. В 1915—1916 годах Клюев и Есенин часто выступали вместе, в дальнейшем их пути (личные и поэтические) несколько раз сходились и расходились.

Поэта несколько раз арестовывали, в последний раз это случилось 5 июня 1937 года в Томске. 13 октября того же года на заседании тройки управления НКВД Новосибирской области Николай Клюев был приговорён к расстрелу по делу о никогда не существовавшей «кадетско-монархической повстанческой организации - Союз спасения России». В конце октября он был расстрелян. Посмертной реабилитирован «за отсутствием состава преступления».

Из стихов, созданных Клюевым хочется выделить так называемые «деревенские». В них с невероятной теплотой и любовью нарисован быт и нравы русской деревни начала ХХ века. Даны яркие человеческие характеры, загадочно одушевлены природа, предметы крестьянского быта и домашние животные.

Почитаем искрящиеся строчки.





***

Ты всё келейнее и строже,
Непостижимее на взгляд...
О, кто же, милостивый Боже,
В твоей печали виноват?

И косы пепельные глаже,
Чем раньше, стягиваешь ты,
Глухая мать сидит за пряжей -
На поминальные холсты.

Она нездешнее постигла,
Как ты, молитвенно строга...
Блуждают солнечные иглы
По колесу от очага.

Зимы предчувствием объяты
Рыдают сосны на бору;
Опять глухие казематы
Тебе приснятся ввечеру.

Лишь станут сумерки синее,
Туман окутает реку,-
Отец, с веревкою на шее,
Придет и сядет к камельку.

Жених с простреленною грудью,
Сестра, погибшая в бою,-
Все по вечернему безлюдью
Сойдутся в хижину твою.

А Смерть останется за дверью,
Как ночь, загадочно темна.
И до рассвета суеверью
Ты будешь слепо предана.

И не поверишь яви зрячей,
Когда торжественно в ночи
Тебе - за боль, за подвиг плача -
Вручатся вечности ключи.



***



Мне сказали, что ты умерла

Заодно с золотым листопадом

И теперь, лучезарно светла,

Правишь горним, неведомым градом.



Я нездешним забыться готов,

Ты всегда баснословной казалась,

И багрянцем осенних листов

Не однажды со мной любовалась.



Говорят, что не стало тебя,

Но любви иссякаемы ль струи:

Разве зори — не ласка твоя,

И лучи — не твои поцелуи?




***

Галка-староверка ходит в черной ряске,
В лапотках с оборой, в сизой подпояске.
Голубь в однорядке, воробей в сибирке,
Курица ж в салопе — клёваные дырки.
Гусь в дубленой шубе, утке ж на задворках
Щеголять далося в дедовских опорках.

В галочьи потёмки, взгромоздясь на жёрдки,
Спят, нахохлив зобы, курицы-молодки;
Лишь петух-кудесник, запахнувшись в саван,
Числит звездный бисер, чует травный ладан.

На погосте свечкой теплятся гнилушки,
Доплетает леший лапоть на опушке,
Верезжит в осоке проклятый младенчик...
Петел ждет, чтоб зорька нарядилась в венчик.

У зари нарядов тридевять укладок...
На ущербе ночи сон куриный сладок:
Спят монашка-галка, воробей-горошник...
Но едва забрезжит заревой кокошник —

Звездочет крылатый трубит в рог волшебный:
«Пробудитесь, птицы, пробил час хвалебный!
И, пернатым брашно, на бугор, на плёсо,
Рассыпает солнце золотое просо!»

Солнечный свет, как «золотое просо». Ассоциация невероятной силы.  

***
Сготовить деду круп, помочь развесить сети,
Лучину засветить и, слушая пургу,
Как в сказке, задремать на тридевять столетий,
В Садко оборотясь иль в вещего Вольгу.

«Гей, други! Не в бою, а в гуслях нам удача, —
Соловке-игруну претит вороний грай...»
С палатей смотрит Жуть, гудит, как било, Лаче,
И деду под кошмой приснился красный рай.

Там горы-куличи и сыченые реки,
У чаек и гагар по мисе яйцо...
Лучина точит смоль, смежив печурки-веки,
Теплынью дышит печь — ночной избы лицо.

Но уж рыжеет даль, пурговою метлищей
Рассвет сметает темь, как из сусека сор,
И слышно, как сова, спеша засесть в дуплище,
Гогочет и шипит на солнечный костер.

Почуя скитный звон, встает с лежанки бабка,
Над ней пятно зари, как венчик у святых,
А Лаче ткет валы, размашисто и хлябко,
Теряяся во мхах и далях ветровых.

Достойны внимательного изучения такие удивительные поэтические находки как: «лучина точит смоль», «печь — ночной избы лицо», «рассвет сметает темь», «сова шипит на солнечный костер»… Это настоящий поэтический язык. 

Почему имя поэта Николая Клюева так редко упоминается современными публицистами и литературоведами? 
RSS
15:50
Ах, какие «вкусные», но пока тяжёлые для моего поэтического пищеварения стихи!)
Загрузка...