Искушение добром (Невечерний свет)

Отец Сергий ехал по старой, разбитой проселочной дороге. Унылый осенний дождь, моросящий с утра, навивал тоску. Дорога казалась бесконечной, а время словно бы остановилось. Промелькнула мысль: «Хоть бы кто в попутчики напросился, все веселее».
Отец Сергий любил тишину, привык к одиночеству. Но иногда так хотелось переброситься с кем-то словом. Особенно, когда наступали холода, размывало дороги, когда приходилось служить литургию в пустом храме.
На перекрестке голосовал мужчина в дорожном плаще, с рюкзаком на плече. Отец Сергий, плавно затормозил, приоткрыл дверцу и приветливо улыбнулся:
— За грибами приезжали? Дачник?
— Да нет, какие там грибы. Вот забрал кое-что из ценного: икону мамину, да альбом семейный. У нас в деревне одни дачники остались, и то все на зиму в город перебираются, никто не зимует. Икона пусть и не старинная, но не ввела бы кого в соблазн, в искушение.
— Да разве икона может человека искушать. Это лукавый искушает, а у человека всегда есть свобода выбора.
— Не скажи, отец. Искушать и добром можно. Да так можно искушать, что человек до края доходит, до самого дна опускается. А там, либо на самое дно падет, либо от этого дна ножками оттолкнуться и выплывет. Вот так-то бывает. А говорю я так потому, что довелось мне в этой самой деревне провести детство и юность, и пройти великое искушение добром.
Детство мое было мрачным и безрадостным. Отец вечно пьяный и злой, бил меня нещадно. Мать – в слезах и в обиде на жизнь. Жили впроголодь, мать воровала на ферме молоко для меня, да меня этим же и попрекала. Разговоры в доме только и были о деньгах, долгах, о подлом начальстве. С детства мне внушали мысль, что из меня ничего путного не получится, что я неудачник; что все вокруг только и делают, что лгут, воруют и притворяются. А добро и любовь – это сказка для дурачков. И казалось, что так оно все и есть на самом деле. Но жил в нашей деревне странный человек – пасечник. Так вот этот самый пасечник никак не хотел вписываться в закон мироустройства, предложенный моими родителями. Жил этот пасечник на краю деревни, на отшибе. И был у него удивительный сад и самые сладкие яблоки в деревне были у него. Мы с соседскими мальчишками не раз совершали набеги на его сад. Да так варварски, что и ветки яблонь и забор ломали, ровно нарочно. Так он никому на нас не жаловался. С утра забор отремонтирует, яблони подвяжет, ветки сломанные опилит, садовым варом замажет. А еще всех соседей яблоками обнесет (у него для этого специальные корзины были плетеные). А еще он цветы разводил, а топом их в школу относил и в церковь – к праздникам. Раз я забрался вечером за яблоками к нему в сад, да и порвал штаны о розовый куст. И такая меня ярость обуяла, что стал я цветы топтать и ломать, не успокоился, пока все не уничтожил. А на следующий день он меня у колодца встретил и ласково так говорит: « Что же ты, Коля так красоту не любишь? Без красоты нельзя. Без красоты и радости нет. Ты приходи ко мне, я тебе медку дам.»
Ну, думаю, все родителям расскажет, или в школу к директору придет. Но, нет. Никому ничего не сказал и к директору не пошел. А я сна лишился. И до того я этого пасечника возненавидел, что ни о чем другом и думать не мог, как о том, чтобы ему за его показное добро отомстить. И ведь мысли-то у меня какие были, что он все притворяется, только казаться хочет добреньким. А на самом деле того и ждет, чтобы меня уловить. И до того я дошел, что решился спалить все его ульи. Пробрался вечером на пасеку, обложил ульи соломой и только спичкой чиркнул, как кто-то сзади кашлянул. Оглянулся я – а это пасечник позади стоит, и на палку опирается. Я глаза зажмурил. А сам боюсь и радуюсь. Что вот, сейчас он покажет все свое подлое нутро, палкой меня ударит. А он тихо так подошел сзади, спички у меня из руки взял и по голове меня погладил: « Ах, Коля, Коля… Что же ты себя не жалеешь. Что же ты сердечко-то свое рвешь». И обнял меня. У меня от этих его слов внутри что-то оборвалось, я головой уткнулся в него и заплакал. А потом мы пили у него чай с медом. Он мне про пчелок рассказывал. Да так интересно. И стал я с тех пор у него дневать и ночевать. И в саду ему помогал, и на пасеке. Через него я и человеком стал, и в себя, и в добро поверил. Вот так-то. Для меня это было самое страшное искушение – искушение добром.
Отец Сергий высадил попутчика на автобусной остановке, оставшись один, погрузился в воспоминания. Сколько добрых людей посылал ему Господь по жизни. Сколько раз его искушали добром, и как это помогло ему на пути к вере, к церкви, к Богу. Слава Богу, что есть такие добрые люди (не от мира сего), на них и земля держится.