Дорога в рай

I
 Июль в том году был жарким даже для этих южных мест. Зной плавил асфальт, корежил листву на деревьях, выжигал траву на газонах и иссушал неокрепшие тела и души. Все, что находилось под прямыми лучами солнца, нагревалось до температуры раскаленной жаровни, поэтому людей на улицах города было немного, а те, кто по необходимости все же оказывались в этом  пекле, старались держаться тени, избегая выходить из нее без особой на то надобности.
Мне с моим лучшим другом Сашкой нестерпимо хотелось лежать где-нибудь в теньке у воды, потягивать холодное пиво и глубокомысленно обсуждать проблемы планетарного масштаба. Других тогда у нас не было. А если и возникали, то мы не особо ими заморачивались.
В те славные дни нашей молодости границы внутри огромной страны были обозначены только на картах, и можно было без виз, таможен и сопутствующих проблем с сотней рублей в кармане махнуть, без преувеличения, на край света.

II
Между Кишиневом, где находились в то время мы и Одессой каких-то две сотни километров, но для нас это был совсем другой мир. Верно говорят, что хорошо там, где нас нет. Нас в те дни не было в Одессе. И этот славный город, овеянный мифами и легендами, с его морем, пляжами и красивыми людьми воистину казался нам раем. Мы давно уже грезили поездкой туда, да все как-то не складывалось. Как-то вечером, потягивая холодное красное вино в прокуренной насквозь кухне, мы неожиданно для себя вдруг отложили в сторону мировые проблемы и твердо решили – едем в Одессу! Завтра же! Просто так. Искупаемся, прошвырнемся по Дерибасовской, попьем пивка у Потемкинской лестницы...

III
Между городами курсировал дизель. Это как электричка, только с локомотивом. Поезд в «рай» отправлялся трижды в день: в полшестого утра, близко к полудню и вечером около пяти. Поскольку останавливаться на ночь мы там не планировали, на все про все у нас был всего один день. Именно поэтому нам необходим был четкий план. Его разработкой мы и занимались до глубокой ночи, подкрепляя хорошие идеи восторженными восклицаниями, неизменно сопровождая их хорошим глотком вполне сносного домашнего вина. Программа была составлена по всем правилам военной науки и рассчитана буквально поминутно, чтобы мы успели обратно на последний ночной дизель. Стартовать мы решили рано утром, по холодку. Да и времени оставалось больше, ибо дорога только туда занимала около четырех часов. Последний тост в честь замечательного плана покорения южной морской столицы был поднят в четвертом часу…

IV
Я продрал глаза первым. Сашка безбожно храпел, закинув голову куда-то за подлокотник раскладного кресла. На часах было около десяти.
«Так, весь план коту под хвост – наш поезд уже подъезжает к Одессе. Теперь мы либо едем двенадцатичасовым дизелем, либо не едем никуда» – с досадой думал я, лихорадочно приводя себя в порядок в ванной. На все сборы и дорогу до вокзала оставалось около полутора часов. Мне удалось кое-как растолкать друга и после суматошных сборов мы выскочили на улицу. Солнце пекло нещадно. Добежав до ближайшей автобусной остановки, мы чувствовали себя ничуть не лучше карасей, пойманных умелым рыболовом и выброшенных на берег. К нашему счастью, долго ждать не пришлось.
В салоне старого гремящего троллейбуса было по обыкновению тесно и душно. Толкаясь и стараясь не дышать на возмущенных женщин, мы кое-как отвоевали места на задней площадке. Солнце стреляло в нас прямой наводкой, парниковый эффект ухудшал и без того неважное самочувствие. Я представил себе четырехчасовое путешествие в душном вагоне и мне стало не по себе. Да, день не задался... Но отступать от утвержденного и, главное, «обмытого» плана было как-то не по-мужски.

V
Дизель уже стоял на путях, принимая в себя пассажиров. Обычно мы ездили зайцами, поэтому и сейчас, не сговариваясь, проследовали мимо касс к центру состава, чтобы в случае появления контролеров нам было куда отступать. Свободных мест в вагоне как всегда не было и мы привычно расположились в тамбуре. Разговаривать не хотелось – последствия ночи и обеденной жары давали о себе знать. Мы закурили и, скучая у открытых дверей вагона, глазели на снующих, спешащих и ожидающих своего рейса пассажиров. Прозвучало объявление о скором отправлении нашего поезда. Настроение немного улучшалось – как бы то ни было, а мы все же едем! Мужик сказал – мужик сделал! Хотя если честно, больше всего на свете мне сейчас хотелось оказаться на прохладной кухне и, развалившись в кресле, пить холодное вино. Судя по виду моего друга, он тоже размышлял о чем-то похожем, но ни один из нас не выказывал слабость. Прошла еще пара томительных минут. Выглянув наружу, я разглядел зеленый сигнал семафора.
«Наконец-то!» – тоскливо подумал я. Дверь громко зашипела и резко закрылась.
– Хоть бы предупредил, зараза! – я едва успел убрать голову.

VI
Наше внимание привлек мужчина средних лет, бегущий к поезду. Судя по всему, бежал он уже давно – белая рубашка вылезла из брюк, открытый, задыхающийся рот перекашивал красное потное лицо. Он несся к нашему составу, размахивая черным пластмассовым дипломатом, срезая углы и уворачиваясь от препятствий, не обращая внимания на возмущение расталкиваемых людей.
«Куда спешит-то?» – отстраненно подумал я. – «Кто не успел, тот опоздал».
Дверь с резким шипением открылась. Мужчине оставалось не больше двадцати метров. Это становилось уже интересным. Успеет или нет? Мы оживились.
– Успеет! – убежденно сказал мой друг.
Я думал иначе, но возразить не успел. Створки захлопнулись буквально перед носом мужчины. Он стоял на платформе в полуметре от нас, согнувшись и тяжело дыша. Нас разделяло лишь толстое вагонное стекло, но мы уже почти были в Одессе, а он оставался здесь, на перроне кишиневского вокзала.

VII
Мужчину нельзя было назвать расстроенным. Это даже не было для него неприятностью.  Это было катастрофой! Судьба обошлась с ним зло и трудно было придумать что-то более беспощадное. Его мокрое, распаренное лицо выражало всю вселенскую скорбь за последние пару тысяч лет. Растерянность, обида и отчаяние от такой чудовищной несправедливости читались в его полусогнутой фигуре и скривившемся лице. Ясно было, что мужик "попал". Кто знает, что было у него в том дипломате и чем грозило опоздание… Но было очевидно – его ждут серьезные неприятности. Мужчина, уткнувшись лбом в стекло двери нашего вагона, хватал горячий воздух как выброшенный на берег карась. В бессилии ударив кулаком по двери, он с мольбой посмотрел на нас. Мы с Сашкой спохватились и попытались раздвинуть створки двери. К несчастью, все наши усилия оказались безуспешными – упереться было не во что. Прозвучал гудок. Поезд дернулся и, проехав пару метров, резко остановился. Мужчина в отчаянии глянул в сторону локомотива и снова попробовал разодрать эту неприступную дверь. Мы с Сашкой, пыхтя, ломая ногти и сдирая кожу с пальцев, еще раз попытались помочь ему. Но все было тщетно – поверхность была гладкой, без каких-либо выступов.
– Бесполезно, –  угрюмо буркнул Сашка. Оправдываясь перед мужиком, мы беспомощно развели руками. Лицо мужчины еще более исказилось гримасой. Он в отчаянии со всей силы ударил по двери кулаком.

VIII
Это было невероятно, но дверь неожиданно открылась. Створки распахнулись всего на секунду-полторы и тут же с таким же пронзительным шипением стали смыкаться. К счастью, мы с другом среагировали мгновенно и успели ухватиться за края. Этого хватило, чтобы мужчина буквально продрался в тамбур. За несколько мгновений самый отчаявшийся на свете человек стал самым счастливым! Прижавшись спиной к закрытой, но уже такой родной двери, задыхаясь и истекая потом, он благодарно кивнул и в бессилии сел на корточки, прижимая дипломат к груди.
Я с изумлением и даже каким-то восторгом смотрел на него. Лет сорок, с наметившейся лысиной. Тщательно выглаженные брюки, белая рубашка в едва заметную полоску с пятнами пота на груди, спутанные мокрые волосы. Мужчина никак не мог отдышаться. Он сидел, прикрыв глаза и глупо улыбался. Его лицо выражало абсолютное счастье, губы едва заметно шевелились. Кажется, он что-то шептал. То ли хвалу небесам, то ли просто повторял слово «успел, спасибо». Мы с Сашкой были не менее рады. «Везунчик!» – подумал я, пытаясь зажечь спичку трясущимися от остаточного напряжения руками. Мужчина попробовал встать, но, видно, сил на этот подвиг ему уже не хватило, и он продолжил сидеть, привалившись к дверям вагона, хватая широко открытым ртом раскаленный воздух.
Дальнейшие события произошли столь внезапно и стремительно, что на их осознание просто не было времени. Створки дверей разошлись. Продолжая счастливо улыбаться, мужчина вдруг провалился в пустоту и мячиком выкатился из тамбура. Дверь зашипела и захлопнулась. Издевательски прозвучал гудок и поезд тронулся, оставив на перроне лежащего на спине несостоявшегося пассажира с прижатым к груди черным дипломатом.

IX
До следующий остановки мы с Сашкой проехали в какой-то прострации, избегая смотреть друг на друга. Когда поезд остановился, а дверь с противным шипением открылась, впустив в духоту прокуренного тамбура волну раскаленного воздуха, мы, не сговариваясь, угрюмо шагнули на платформу...