Побочный эффект

***

С самого утра у тети Маши жутко болела голова. Циркулярная пила буквально надвое распиливала полушария бедного тетимашиного мозга. Ну понятное дело, это была совсем не настоящая циркулярная пила, вернее, никакой пилы не было вовсе. Это в тетимашиной воспаленной от мигрени голове боль представлялась этой самой пилой. Каких только таблеток она не глотала, каких народных средств не перепробовала, все впустую. Самое лучшее, решила она, это тихо лежать в теплой уютной постельке и ни о чем не думать. Тетя Маша положила на лоб смоченное холодной водой полотенце, на глаза налепила два смазанных кремом "балерина" ватных диска от бьющего в глаза света, и попыталась заснуть. Промучившись так пару часов, она уже вот-вот должна была отойти в царство морфея, как вдруг раздался оглушающий звонок. Звонили в дверь. После пятого звонка тетя Маша кряхтя поднялась с кровати и поплелась к двери.

– Кого там черт принес? – рявкнула она, рывком открывая дверь.

– Теть Маш, это я, Витька, – жалостливо промычал посетитель.

– Какой мать твою, Витька? – в газах тети Маши все двоилось и прыгало, поэтому она никак не могла рассмотреть незваного гостя.

– Ну, Витька. Селиверстов. Сосед ваш справа. Неужто не признали?

– А кто ты мне есть-то, чтоб тебя признавать?!

– Это да. Никто. Но я, собственно, вот по какому вопросу…

– Денег не дам! – не дала договорить Витьке соседка.

– Ну пожалуйста, – заныл Витька, – Я всенепременно отдам. Сразу же, как только устроюсь, так и отдам.

– Знаем, плавали. Ты мне и так тыщу должен. Фигу тебе, а не денег, – и тетя Маша и впрямь сложила из пальцев фигу и показала ее Витьке. И закрыла дверь.

– Задолбал, скотина. Совсем распустился. Вот маменька бы его увидела, снова померла бы. От культурного шока, – ворчала тетя Маша, еле-еле переставляя ватные от слабости ноги.

Когда тетя Маша снова положила полотенце на лоб, а ватные диски на глаза, вновь раздался звонок в дверь. А в голове предсказуемо завизжала циркулярная пила.

– Убью гада. Вот голова пройдет, и убью, – тетя Маша вставила в уши беруши.

Но от звонков они ну никак не спасали. Тетя Маша кряхтя и охая встала с кровати и пошла открывать.

– Ведь никак не успокоится гад, – ворчала тетя Маша по пути к двери.

– Чего тебе еще надо, упырь малахольный? – сил ругаться у тети Маши совсем не осталось, и она лишь тихонько вздохнула.

– Да мне это…Того самого. Теть Маш, дай стольник. А? – Витька просяще протянул руку.

– На опохмел что ли опять? Я ж тебе вчера только две сотни давала.

– Так инфляция ж,санкции!!! – в глазах Витьки стояла такая вселенская скорбь, будто не на опохмел он вовсе просил, а на спасение чьей-нибудь жизни.

– А ежели не дам, все-равно ведь не отстанешь? – прищурилась тетя Маша, заранее зная ответ.

Витька что-то невразумительно промычал, но и так было понятно, что не отстанет.

– Эх… Горе ты горемычное. Вот маменьки на тебя нет. На, – и она протянула Витьке мятую сотню.

– Спасибо, теть Маш. Что б я без вас делал.

– А ниче не делал бы. Глядишь и пить бросил бы.

– Я брошу. Обязательно брошу. Вот сейчас освежусь, и сразу работу искать пойду. Ей богу, – Витька неумело перекрестился.

– Слышала уже. Христом богом тебя молю, не ходи ты сюда больше. Сил моих на тебя нету.

– Все-все. Последний раз. Все верну. До копеечки.

Куда ж ты денешься, вернешь конечно. Все, брысь отсюда, а то милицию натравлю на тебя, – крикнула тетя Маша вслед Витьке, когда тот галопом спускался со ступенек.

Конечно, про милицию это она так сказала, для испугу. Милицию никак нельзя. Нехорошо это на соседа милицейских натравливать. Свой сосед-то, поди не чужой. С малых лет тетя Маша Витьку знала. И маменьку его покойную. Маменька то, Римма Потаповна в один класс с ней, с тетей Машей ходила. Подругами они никогда не были, но добрососедские отношения всегда поддерживали. То соль попросить, то муку. Бывало даже на праздники друг к другу захаживали. Отец Витьки умер рано, пацану еще и трех лет не исполнилось, и Римма Потаповна одна тащила пацаненка. На двух работах пахала, чтобы образование достойное сыну дать. И ведь выучила, выкормила, да переусердствовала маменька-то. Так она Витьку к юбке своей привязала, что тот и думать не думал жениться, семью свою заводить. Не пил, не гулял, с работы домой сразу к маменьке. А когда Римма Потаповна два года назад померла, сынок-то и не выдержал, от тоски завыл, да и запил. С работы Витьку поперли через пару месяцев запоя. Правда, когда наступали редкие дни просветления, Витька умудрялся где-то подработать, на то и жил. Жалко было Витьку тете Маше. Ведь тридцать шесть годков, а жить так и не научился. Не приспособился без матери, будто и не мужик взрослый, а дите малое. Но себя и пенсии своей мизерной тете Маше было тоже жалко. И вот в ее голове созрел план. Вернее, зрел-то он там давно уже, но сегодня окончательно сформировался в больной тетимашиной голове.

***

И вот наступил день икс. Тетя Маша с утра караулила соседа у дверного глазка, предварительно снабдив его похмельной пятисоткой. Витька удивился такой щедрости, но деньги взял, да так ловко, что чуть руку тете Маше не вырвал. А то вдруг фортуна в лице соседки передумает, и фигу в нос сунет, вместо пятисотки. Понятное дело, что тетя Маша не просто так осчастливила соседа, а с целью, одной ей ведомой.

Не прошло и часа, как на лестничной клетке появился Витька собственной персоной, в хлам пьяный. Походка его была не то чтобы не уверенной, а прямо-таки никакой. Про такую обычно говорят: "не идет, а пишет".

– О! Нахрюкался голубчик. Вот и славненько, – тетя Маша в предвкушении чего-то потирала вспотевшие ладошки.

Наконец, Витька, кое-как, попытки с пятой открыв дверь, скрылся в своей квартире. Дверь он, конечно, же не запер, что у тети Маши не вызвало никакого удивления. В таком состоянии Витька никогда не запирал дверь. Тетя Маша досчитала до ста, и вышла на площадку. Затем она позвонила соседу, потом постучала и тихонько вошла в квартиру к Витьке.

– Фу, – тетя Маша зажала нос рукой.

Оно и понятно, что " фу"! В воздухе витали запах перегара, пыли, кошачьей мочи и черт знает чего еще. Тетя Маша проверила спальню Витьки.

– Спит, аки агнец, зараза.

Она на цыпочках прошла в спальню покойной Риммы Потаповны.

– Ох, прости господи меня. И ты Римма прости, то лишь для Витькиного блага делаю, не для себя. Тетя Маша перекрестилась три раза и залезла в шкаф покойной. А там все было, как и при жизни хозяйки. Витька вещей маменькиных не разбирал. Тетя Маша сразу увидела любимое платье Риммы. Красное в белый горох.

–Я ненадолго, верну как было, – тетя Маша снова перекрестилась, покосившись на фотографию Риммы Потаповны на стене и покинула квартиру.

А ночью, когда взошла полная луна, в квартиру Витьки Селиверстова вошла дама в красном в белый горох платье с уложенными в халу седыми волосами. Лицо дамы было белое как мел, в губах не было ни кровиночки.

Витька спал сном младенца, с той лишь разницей, что младенцы крепко спят после двухсот грамм молока, а Витька после пол-литра водки.

Луна тускло освещала темную комнату, Витька храпел и присвистывал. Жуть в общем. И тут…

– Ууу…, – зачем-то завыла дама с халой на голове. Витька сильнее всхрапнул, хрюкнул и перевернулся на другой бок.

– Ууууууууууу…., – сильнее завыла дама.

Витька с головой накрылся одеялом.

– Да что б тебя, – дама подняла с полу пустую бутылку из-под водки и со всей силы швырнула ее о стену. Раздался звон разбитого стекла и вместе с ним крик разбуженного Витьки.

– Ууу, – снова завыла дама. Витька в ужасе смотрел на завывающую даму, не в силах ничего произнести. Язык его прилип к небу, глаза сделались размером с небольшие блюдца, волосы стояли дыбом.

Наконец дама перестала завывать и зачем-то погрозила Витьке кулаком. А потом вдруг заговорила замогильным голосом:

– Что же ты сына, маменьку родную не признаешь? Али забыл уже меня?

– Ммм… – мычал Витька

– На могилку совсем не приходишь, все травой заросло, – укоризненно покачала головой "маменька", – Пить вот начал. Что же это, сына?

– Ммм… – продолжал мычать Витька.

– Эх, ты…Всего-то пару годков меня нету, а ты уж и на человека перестал быть похожим. Разочаровал ты меня, сын! Смотрела я на тебя смотрела, дай, думаю, схожу к нему-образумлю.

При этих словах Витьке совсем уж поплохело, в глазах его зарябило, поплыли такие знакомые очертания комнаты, воздух стал густым и едким. Последнее, что услышал Витька перед тем как провалиться в глубокий обморок было:

– Эй, эй, куда? Я ж не все еще сказала. Тете Маше деньги верни…, – а дальше наступила спасительная пустота.

"Маменька" в два прыжка подскочила к Витьке, охая и причитая, потрогала пульс на шее, и облегченно выдохнув покинула квартиру.

***

Спустя неделю после событий, разыгравшихся в соседней квартире, бывшая артистка местного драматического театра, а ныне пенсионерка Мария Петровна, более знакомая нам, как тетя Маша, снова мучилась головной болью. Тетя Маша переживала, не слишком ли она переусердствовала в своем геройстве в попытке вернуть соседа к нормальной трезвой жизни. Правда,большой неожиданностью для нее явилось то, каким впечатлительным оказался сосед. Надо же было такому случиться, что он упал в обморок, да еще и на самом интересном месте. Тетя Маша такую речь заготовила, а он возьми и брыкнись. А уж как она тогда перепугалась, не передать словами. Даже скорую Витьке вызывала. Те правда особо не впечатлились, но желудок Витьке основательно промыли. И вот теперь тетя Маша жутко переживала за соседа, вдруг он того, кони двинул с перепуга где-нибудь. Тем более что вот уже неделю не могла застать его дома.

И, наконец, когда переживания тети Маши уже достигли апогея, в квартире раздался звонок. Звонили в дверь.

– Кому чего надо? – морщась от головной боли проворчала тетя Маша.

– Ээээээ….Ээээтттт…..Эээтттоооо я.

– Чегось? – не поняла тетя Маша.

– Ээээтттттоо сааааасед ваааааш, Вввввииииииитя. Яаааа ваааам ддддд…ддденьги приииинес.

– Ох, ты ж батюшки. Надрался что ли опять? – тетя Маша распахнула дверь и принялась обнимать Витьку, – Живой, ты смотри-ка, живой, ешкин кот.

Тетя Маша принюхалась, но спиртным от Витьки не пахло совсем, да и взгляд его поражал чистотой и ясностью.

– Ддда ннннннет. Нннннне ппппью яаа ббббольше, ттттеть Ммммашь. Раааааботать папапапашел. Ввввот, – он протянул тете Маше деньги.

– А чего ж ты говоришь-то так странно? Ежели не пил? А? – тетя Маша прищурилась.

– Зззаазаззааикаюся я.

– Однако, побочный эффект, – тихо пробормотала тетя Маша.